— Какой театр? Уточнил Орлов.
— Как какой? Наци-наци-ональный… он здесь един-ств-ств.
— Хорошо, встречаемся у театра! — пообещал Павел, помогая открыть своему другу массивную кованную калитку.
В воскресенье Орлов написал осень подробное письмо Виктору. В нём он рассказал всё, что узнал о Парагвае, её жителях, её экономике. Только об одном он умолчал: о надвигавшейся войне.
В понедельник Павел и Григор вышли вечером на практические занятия в город. Все улицы были запружены народом. Били в железные бочки, барабаны, жгли костры… По проспекту Колумбия медленно двигалась многочисленная процессия, состоявшая из молодых людей. В руках транспаранты: «Не пяди родного Чако проклятым болис», «Президент Гужжари — предатель!», «Гужжари, уходи в отставку!», «Дадим «болис» достойный отпор», «Парагваец, записывайся добровольцем в армию!», «Болис, вон из нашего Чако»…
Не было видно ни одного полицейского. Витрины всех магазинов и ресторанов были закрыты опущенными решётками.
— Григор, что это? Что происходит? — спросил Павел, с удивлением смотря по сторонам.
— Антиправительственная манифестация! Народ уже устал от того, что правительство ничего не делает, чтобы остановить боливийскую агрессию в Чако. Вот требуют немедленной отставки президента Парагвая Гужжари, — объяснил репетитор, с опаской озираясь по сторонам.
— Григор, а кто такие «болис»?
— Парагвайцы так пренебрежительно зовут боливийцев. А те, в свою очередь, обзывают парагвайцев — «пилас».
Шум нарастал… Количество людей на проспекте Колумбия увеличивалось с каждой минутой.
— Я думаю, мой дорогой друг, что на сегодня нам надо отменить прогулку по городу. Пойдёмте лучше к вам домой и продолжим изучать будущее в прошедшем времени, — предложил Григор.
— Давайте! — согласился Орлов.
Теперь манифестации проходили почти каждый день. Обстановка в стране накалялась…
В воскресенье, в половине восьмого вечера, Павел в своём самом лучшем костюме стоял у двухэтажного здания Парагвайского Национального театра. Вскоре подошли Маковский со своей спутницей.
— Павлик, разреши тебе представить прекрасную и красивую женщину, Исабель! — торжественно произнёс он по-французски.
— Орлов! — щёлкнув каблуками туфель, сказал Павел и затем поцеловал Исабель руку.
— Сразу видно, что вы высококультурный европейский офицер! — ответила по-испански женщина, с изумлением рассматривая высокого Орлова.
Исабель была одета в длинное вечернее платье цвета спелого манго. Маковский — в шикарный белый смокинг.
— И где Владимир его раздобыл? — невольно подумал Павел.
Внутри театр был такой же серый и невыразительный, как и снаружи. Играли пьесу местного автора. Название было на гуарани, поэтому Орлов его не запомнил. Да и актёры, на сцене, употребляли много странных слов, Павел не мог уловить смысла пьесы. Ему было очень скучно, и он из всех сил сдерживал себя, чтобы не заснуть…