Зачем же нам соглашаться на меньшее, когда мы исследуем природу или пытаемся разобраться в жизненно важных проблемах политики, экономики, религии и морали?
* * *
При последовательном применении наука в обмен на свои многообразные дары налагает и суровое бремя: мы обязаны, как бы это ни было трудно, применять научный подход к самим себе и к своим культурным нормам, т. е. не принимать ничего на веру, исследовать свои упования, свое тщеславие, свои необоснованные убеждения; мы должны по возможности видеть себя такими, каковы мы есть. Или же мы будем прилежно и мужественно исследовать движение планет и генетику микробов и идти за этими открытиями туда, куда они поведут, но происхождение материи и человеческое поведение сочтем непроницаемой тайной? Научный метод настолько мощен, что, однажды овладев им, вы не удержитесь от соблазна применять его всегда и повсюду. Однако стоит поглубже заглянуть в себя, и мы рискуем подорвать те убеждения, которые так утешительно укрывали нас от ужасов мира. Понимаю, что многое из сказанного в предыдущей главе подействовало на читателя как холодный душ.
Исследуя тысячи культур и народностей, из которых состоит человеческий род, антропологи поражаются тому, как мало свойств и правил, обязательных для всех, присуще самым экзотическим обществам. Есть такие культуры — например, племя Ик в Уганде, — где систематически, институционально нарушались все десять заповедей. В некоторых обществах бросают умирать стариков или новорожденных, поедают врагов, вместо денег используют хорошо если ракушки или свиней, а то и девушек. Однако даже в этих культурах сохраняется строгий запрет на инцест, все они используют те или иные технологии и практически все верят в богов и духов, зачастую поселяя их в своей природной среде обитания, поручая высшим силам заботиться о растениях и животных, от которых зависит жизнь племени. (Интересно, что поклонники высшего небесного божества обычно оказываются наиболее жестокими. Впрочем, это лишь статистическая корреляция, причинная связь пока не была установлена, хотя, разумеется, всяческие предположения высказываются.)
В каждом обществе складывается драгоценный для его членов запас мифов и метафор, которые каким-то образом сосуществуют с повседневной реальностью. Прилагаются усилия к тому, чтобы объединить эти два мира, а расхождения, торчащие углы, обычно оставляют вне поля зрения, словно их и нет. Мы умеем делить свое сознание на герметичные отсеки. Это получается даже у многих ученых: не сбиваясь с шага, они переходят от скептического научного мировоззрения к религии и вере, и обратно. Разумеется, чем больше несоответствие этих миров, тем труднее человеку жить в обоих, не напрягая сознание и совесть.