11.
— Максим, Максим, — трясли ди-джея за рукав и кричали в самое ухо.
— Вот, — Котов показал на раскачивающегося возле него человека. На нём был светлый, почти белый, костюм, темно-зелёная рубашка, яркий оранжево-желтый галстук с крупным узлом и цвета запекшейся крови ботинки на толстой подошве. Гладко прилизанные черные волосы разделял безукоризненный пробор. От качающегося на сцене "моряка" пахло хорошим одеколоном и коньяком.
— Это, Вячеслав Кашкин. Он будет читать стихи.
— Стихи? — тонким, почти женским голосом, недовольно переспросил поэт, едва державшийся на ногах. (У него было третье выступление за день, с ожидавшимся третьим торжественным ужином).
— Я! Не хочу, стихи!
— В смысле? — челюсть Котова отвисла аккуратным балконом. Он удивленно посмотрел на "долгожданного" гостя и несколько раз нервно глотнул воздух.
— В коромысле! — ответил ему абсолютно "трезвый" поэт.
— Товаричи музыканты, — гость икнул и внимательно осмотрел многочисленную группу людей, находившихся на сцене. Помотал головой, скидывая оцепенение (Дожили — рядом ни одного знакомого с мало-мальски приличной рожей…)
Душа компании выбрал из присутствующих того кто находился поближе. Достал из кармана и протянул "музыканту" смятые пять рублей.
— Ребята, для нашего столика, сыграйте любимую песню! А?..
— Песню? — не понял ди-джей.
— Песню? — Котов эхом повторил вопрос. Чудом не выпустил из рук еле стоявшего на ногах стихотворца. Сердце организатора колотилось так, словно полдня бегал за трамваем.
— Да-а! — согласно махнули пьяной головой. — Разудалую! Такую, чтобы всех… их… пробрало!
— Что вам стоит? — залётный соловей-соловушка обтер пятернёй рот, достал из кармана очередную пятёрку и помахал ею как веером.
— Будьте же людьми! Поставьте, для души!
— Хорошо, что желаете петь? — смилостивился Максим под осуждающим взглядом Котова. Лицо профсоюзного деятеля сначала налилось краской как у вареного рака, а потом приобрело фиолетовый оттенок.
— Маэстро, сыграй "Ямайку"!
— "Я май ку"??? — ведущий программы пробуя слово на вкус, не поверил ушам.
— "Ямайку"? — за ним попугаем в очередной раз повторил Котов. От волнения у него запершило в горле. По спине потекла предательская струйка пота.
— Ну, да! — подвыпивший рифмоплёт презрительно скривил губы, дивясь вопиющему невежеству "работников сферы музыкальных услуг", и громко произнес… — Её родную, мать за ногу, поставь!
— На итальянском будите петь? — Макс начал что-то быстро искать на своем рабочем столе.
— На итальянском? — казалось профсоюзное руководство уже ничем нельзя было удивить в этой жизни. (Зря ему так казалось — Человеческая глупость — безгранична).