По спине майора прошелся холодок. Котов оценил потери, и сокрушенно покачал головой, осознавая, что помимо взвода артиллеристов потерял четверых пилотов. Ущерб оценивался в миллионы рублей, но деньги волновали Котова не больше, чем жизни ребят, которые сгорели в технике. К сердцу стали подступать ледяные путы ужаса, но Котов, как опытный командир, пока откинул сожаления прочь, успокоив себя мыслью: «Гибель одного солдата — трагедия. Гибель миллиона солдат — статистика».
— Эскадра подверглась нападению мутировавших птиц, — закончил доклад Викинг 1. — Какими будут дальнейшие указания?
Викинг 1 не хотел усугублять свое положение дальнейшим упрямством. Он понимал, что вполне резонно обвинить в гибели эскадры именно его, потому нужно было отвести от себя все возможные подозрения. Его могли выдать черные ящики, писавшие переговоры между пилотами, но повезло, что из-за полчищ мертвецов до них было не добраться. Это было подлым, а может, даже трусливым поступком, но Викинг 1 пообещал себе, что компенсирует все семьям погибших, отдав им заработанное состояние. Вроде бы и нельзя было сказать, что Викинг 1 во всем виноват, потому что пилотам не стоило отвлекаться на его уход, но он, от чего-то, испытывал жгучее чувство вины.
— Возвращайся на аэродром, — решительно скомандовал Котов.
Майор, почувствовав, как в груди вспыхнул гнев, ударил кулаком по столу, громко выругавшись матом. Он был близок к отчаянию, совсем не понимал, что делать. Лицо покраснело, вены на висках вспухли, а лоб покрылся испариной. Было жарко, хотелось выйти, подышать. Котов зашагал к выходу, захватив с собой рацию и кобуру со служебным пистолетом, ушел из душной палатки, затем вдохнув полной грудью.
Котов брел по грунтовой дороге, пролегающей перед палаткой, и вдали увидел длинные трапы, ведущие на стену. По ним забегали солдаты. Каждым шагом майор поднимал маленькие облачка пыли, и вдруг остановился, чтобы насладиться моментом. Воздух был свежий, летний. Пахло скошенной травой, и этот аромат стал ложкой меда в бочке дегтя, которую Котова заставили сегодня съесть.
Хоть что-то порадовало, разбавив череду бесконечных провалов, свалившихся на майора впервые за его долгую карьеру. Не рассчитал. Переоценил свои силы и силы своих бойцов, не знал, с какой угрозой столкнулся, пытался противостоять зараженным, как людям, но это изначально было бессмысленно. Зараженным плевать на огонь артиллерии — они смело бросались под снаряды, вообще ничего не боясь.
Им неведомо то, что чувствует обычный человек под артобстрелом. Они не испытывали желания живьем закопаться под землю тогда, когда рядом громыхали взрывы, а над головой свистели осколки. Обстрел не вызывал в них страха, не заставлял бросаться в норы, как напуганных мышей, а именно на этот рефлекс, обусловленный существованием инстинкта самосохранения, Котов рассчитывал. Он слишком очеловечил врагов, совсем забыв, что никакого инстинкта самосохранения у них нет. Тактика может, и была верна, как и стратегия, но годилось это все только в войне с людьми. «Ну, ничего, — подумал Котов. — Зато будет опыт для будущих стратегов».