– В истории есть периоды мысли и есть периоды действия, и наш век – век действия. Каждый из нас выполняет или выполнит роль Прометея в силу своих возможностей. И в качестве одного из тех, кто продолжает высекать искру, я спрашиваю у вас: «Есть ли у нас этот огонь? Молодежь ли мы?» Потому что молодость – это особый огонь, особое электричество, молодежь – это рычаг истории, только мы способны сдвинуть ее в новое русло…
Костер догорал, гасли угли, но никто из слушателей не пошевелился встать за заготовленным по соседству хворостом, – все уже были во власти его негромкого низкого голоса и того видения, куда Зеэв увлек их:
– Перед нами расстилается необозримая равнина нашего двухтысячелетнего мученичества, и на этой равнине, в любой стране, в любую эпоху, видим мы одно и то же зрелище: кучка бедных, бородатых, горбоносых людей сгрудилась в кружок под ударами, что сыплются отовсюду, и цепко держится нервными руками за какую-то святыню. За какую? За Тору, за свою религию. Эта двадцативековая самооборона, молчаливая, непрерывная, обыденная, есть величайший из национальных подвигов мира, пред которым ничтожны даже греко-персидские войны, даже история Римской империи. Сами враги наши снимают шапку пред величием этого грандиозного упорства. В конце концов, люди забыли все наши заслуги, забыли, кто им дал единого Бога и идею социальной правды, а если перед чем-нибудь еще преклоняется даже злейший из наших клеветников, – это пред уцелевшей, ни на миг доселе не дрогнувшей нашей способностью страдать без конца за наше древнее знамя. В этом упорстве наша высокая аристократичность, наш царский титул, наше единственное право смотреть сверху вниз…
…Конечно, то была не единственная «маевка в августе». Но и в другом месте, скажем, в том же «Союзе домовладельцев», Зеэв гнул свою линию:
– Кишиневская резня сыграла свою роль в нашем сознании, потому что мы обратили внимание на еврейскую трусость. Теперь, когда мне рассказывают подробности погромов, мне хочется сказать: хорошо, допустим, что я дослушаю до конца и буду знать, где, как и кого они убили, но ведь не в этом дело, а вот как быть дальше, что можно сделать против погромов? Самооборона – конечно, в самообороне есть утешение. Но вряд ли об этом можно говорить серьезно. Когда им будет угодно, они устроят погром и убьют столько евреев, сколько им нужно, – пора спокойно признать это вслух, чтобы люди даром не надеялись. Некоторые господа в последнее время придумали новое средство – антипогромную пропаганду. Старая песня – эти люди будут печатать статьи и брошюры, устраивать лекции, и они думают, что русские станут их читать или слушать. Они думают, что, если русская масса охотно читает юдофобскую литературу, она столь же охотно будет читать и юдофильскую. Как же, держите карман! Когда, как сегодня, невмоготу становятся страдания русского народа, и вот-вот готов прорваться его гнев, – кто сосчитает, сколько раз в такие моменты реакция спасала себя искусной переброской русского стихийного бунта на нас, евреев? Русская масса глотает и будет глотать погромную литературу, и не будет читать никаких антипогромных брошюр. Народ чует чужака и особенно чужаков, если их много, и инстинктивно сторонится их, чурается и подозревает в чем-то. А правители этим пользуются, они кричат народу: берегись, твоя беда это не наша вина, это дело еврейское! Бей жида, спасешь Россию! И народ им верит. Спасения нет…