Он не мог понять: неужели насчет раскаяния она всерьез? Что общего может быть у него с этим Распятым? С отказавшимся от борьбы и умершим молча Богом христиан? Если бы умирать пришлось ему, молчать бы он точно не стал! Как только ему дали бы нести крест, он бы тут же использовал его как дубинку! С собой в могилу он унес бы как можно больше врагов…
Он закрывал глаза и представлял, как бы все это было. А потом открывал — и опять оказывался в пропахшем мочой следственном изоляторе. Матери он сказал, чтобы больше не приходила.
Заседания назначались, длились десять минут и переносились на новую дату. Конца всему этому было не видно. Обвинение утверждало: подсудимый Дмитрий Бобров — самый что ни на есть экстремист. Почему это он экстремист? — задирала брови защита. А как же? Обвинитель открывал шульцевский журнал и тыкал туда пальцем: в издаваемом подсудимым Бобровым журнале употреблено слово «жиды». Защита пожимала плечами: у Достоевского тоже встречается слово «жиды». Судья бил молотком по столу и объявлял: заседание откладывается до момента, когда будет точно установлено: встречается ли у Достоевского слово «жиды».
Спустя два месяца эксперты отчитывались по результатам проведенной экспертизы: да, у Достоевского встречается слово «жиды». Но в другом контексте. А у Боброва это слово, безусловно, является экстремистским и оскорбительным. Судья кивал и приобщал результаты экспертизы к материалам дела. Обвинение развивало и закрепляло успех: нельзя ли провести также экспертизу слов «хачик», «кавказская гнусь», «поганое жидовское племя», «чурки», «твари» и «черные свиньи»? А то подсудимый Бобров может заявить, что у Достоевского и эти слова встречаются.
Шульц по-прежнему сидел в следственном изоляторе. По слухам, он похудел на двенадцать килограммов. Прошло еще два месяца, и результаты экспертизы были наконец готовы. Нет, отчитывались эксперты, слова «хачик», «кавказская гнусь» и прочие из предоставленного списка у Достоевского не встречаются. И в приведенном тексте все они, безусловно, являются оскорбительными и призывающими к расовой вражде. Судья кивал и приобщал результаты экспертизы к результатам дела.
Кто его знает, сколько бы все это продолжалось в том же духе. Возможно, что очень долго. Да только летом 2004-го кто-то решил ускорить ход событий.
3
19 июня 2004 года. Суббота. Квартира этнографа, специалиста по Африке, Николая Гиренко. Семья профессора собралась на дачу.
У Николая Михайловича выдалась тяжелая неделя. Он выступал экспертом на деле «Шульц-88». Он был именно тем человеком, к которому судья отпасовывал вопросы насчет выражений, употреблявшихся Достоевским, и от всего, что творилось на суде, Гиренко несколько устал. Теперь он собирался немного отдохнуть. Провести выходные на свежем воздухе. Семья паковала вещи: жена, дочери с детьми и мужьями, сам Николай Михайлович… Женщины распихивали по сумкам то, что забыли уложить вчера, мужчины сидели на кухне. Около девяти утра раздался звонок в дверь.