Позже, зимой, она выглядела уже иначе: осунувшаяся, бледная, с темными кругами под глазами. Зачем-то притащилась к нему в институт. Дмитрий Николаевич тогда искренне недоумевал: что ей надо? Ничего он ей не обещал, уж тем более жениться. Ну залетела, бывает. Но такие проблемы решаются сейчас легко и просто. Она выслушала его доводы, кивнула и ушла. И больше его не беспокоила, если не считать одного-единственного письма. В нем она сообщила, что у него теперь есть дочь. То письмо он, конечно же, выбросил, а затем и вся эта история стерлась из памяти. И не думал Дмитрий Николаевич никогда, что эта ошибка юности вдруг ворвется в его налаженную и спокойную жизнь и перевернет все вверх дном.
И дело даже не в том, что он взял дочь к себе, — сделал ведь это он вынужденно, а в том, что неожиданно для себя самого она вдруг вызвала в нем непривычное, даже странное чувство, В первую же их встречу стоило ему взглянуть в ее беззащитные глазенки, как раздражение, копившееся все эти дни, пока его склоняли в прессе, куда-то делось. Впервые он испытал растерянность и смятение, впервые в груди что-то екнуло, когда она вдруг прильнула к нему и прошептала: «Папа».
«Это от неожиданности», — говорил себе, терзаясь той ночью бессонницей.
Но это никуда не ушло, напротив, только крепло, хоть он и испытывал неловкость, оставаясь с ней наедине. Всякий раз, глядя на нее, он ощущал, как в груди разливалось незнакомое тепло и, пожалуй, нежность, еще более незнакомая.
Может, в нем вдруг проснулись истинные отцовские чувства, а может, он невольно откликнулся на ее сердечное отношение. Ведь никто из домочадцев, да и вообще никто, не относился к нему так, как она, — с безоглядной душевностью, невзирая ни на что. Никто к нему так не тянулся, не ждал, глаза ни у кого так не светились, когда он приходил домой. Все всегда от него чего-то ждали и требовали. Подарки принимались как должное. Дежурное «спасибо» — и все. Впрочем, он и сам не ждал ничего другого. Но вот она, получая любой, самый незначительный знак внимания, самый простенький сувенир, изливала на него такой поток искренней радости, что это и смущало, и одновременно будило желание радовать девочку еще больше.
Когда ему сообщила, что Алена разболелась, он места себе не находил, домой торопился. Но рядом с ней опять не знал, что сказать. Сердце сжималось от жалости — такой она казалась бледной и измученной, а выразить все это не получалось. Не умел. И оттого что не мог выплеснуть то, что переполняло душу, привязывался к ней еще сильнее.
Буквально недавно все его мысли занимали колебания рейтинга, позиции, прогнозы. А вот заболела она — и все эти циферки отодвинулись на второй план. И эта агитационная поездка так некстати выпала. Даже пытался отвертеться, отложить, но Глушко взвился: «Нельзя!!!»