У эмира же афганского имелись свои резоны для того, чтобы отказать английской миссии. Еще в 1877 году в Пешаваре шли переговоры между первым министром эмира Сеид-Нур-Мухамед-шахом и представителями индо-британского правительства о том, чтобы за увеличенную субсидию эмир согласился: 1) отказаться от непосредственных сношений и переписки с другими государствами; 2) принять постоянного английского резидента в Кабуле и консулов в Герате и Кандагаре; 3) уступить какой-либо пункт, по выбору англичан, на Амударье, где они собирались завести свою флотилию для поддержания своего будущего резидента в Бухаре и для распространения своего влияния на Бухару и Хиву. Это был ответный шаг Британии на присоединение Кокандского ханства к России.
Однако афганский министр умер, не доведя переговоров до конца, а русско-турецкая война заставила англичан отложить на время свои планы насчет Афганистана, хотя войска уже тогда собирались поддержать эти английские требования оружием.
Совершенно ясно, что, когда пришли первые известия о намерении англичан снарядить посольство в Кабул, эмир отлично знал, какие предложения привезет с собою генерал Чемберлен. Знал он также и то, что англичане явятся не просить, а приказывать; что войска у них наготове и уже сосредоточиваются для вторжения в Афганистан. Из всех английских требований более всего эмир боялся требования о принятии английского резидента, так как отлично знал, что именно с него обыкновенно и начиналось порабощение всех индийских независимых государств. С резидентства Александра Бернса началась и Первая англо-афганская война. Кроме того, немаловажным представлялся и сам размер миссии, размещение которой представляло для эмира Афганистана определенные проблемы.
И Столетов, к которому эмир обратился за советом, разумеется, всецело поддержал эмира в его опасениях. Или он должен был сказать Шер-Али-хану, что на этот раз англичане будут вести себя иначе — не причинят ни вреда стране, ни ущерба авторитету властителя и не потребуют ничего, кроме изъявления дружбы? Но даже если бы русский посол сам был уверен в этом, то таким обещаниям эмир все равно не поверил бы.
Но вот 24 августа, пробыв в Кабуле двенадцать дней и выполнив, как он полагал, свою основную задачу, Столетов оставил за себя полковника Разгонова и срочно отбыл в Ташкент для личного доклада обстоятельств дела непосредственному начальнику Кауфману. Со Столетовым эмир отправил «провожатых» — Мухамед-Хасан-хана и своего адъютанта Гулям-Хайдер-хана с двумя штаб-офицерами. Столетов также забрал с собой доктора Яворского и половину казаков для охраны на обратном пути.