Она решила не сдаваться. Однако, её отношения со студенческим коллективом значительно ухудшились: его мать подсказала сыну хитроумный план, как постараться изгнать Мышку из ВУЗа вообще: ее стали травить бывшие друзья. Почему? Да просто они, местные профсоюзные боссы из общежитий, готовые на выполнение любых поручений университетского руководства и падкие на любую халяву, с удовольствием посещали кафе на деньги ее любимого, где тот "обрабатывал" сокурсников в нужном ему русле.
С его слов получалось, что Мышка сама во всём виновата: это именно она бегала за ним! И нарочно забеременела, чтобы влезть в его богатую семью.
Он решил рассекретить обеспеченность своего семейства перед собутыльниками, лишь бы заручиться поддержкой местного "профкома", диктующего общественное мнение отнюдь не по законам "коммунистической морали", давно ушедшей в прошлое, — ныне бал правили исключительно наличные да еще карты ВИЗА да Мастер-Кард…
Мышка оказалась подвергнута психологическому остракизму: ее так оклеветали, что даже подружки не хотели с ней разговаривать.
И никто не задумывался о том, что Мышке — плохо, что она ждёт ребенка от человека, клявшегося ей в великой любви, — и которого она продолжала любить в глубине души, втайне надеясь, что он лишь пал жертвой собственной трусости и юношеского малодушия. Просто испугался натиска родителей и прислушался к советам никчемных бездушных друзей. Но он на самом деле не такой, он — хороший, самый лучший! Потому что не может сказочная красота быть с червоточиной в душе! Он изменится, вернётся к ней, всё будет хорошо… Вновь солнце засияет для них двоих, фиолетовое облако света окутает ощущением непостижимого неописуемого блаженства, словно две души летят вперед вместе, как два верных лебедя…
Неужели всё это чувствовала одна Мышка, а он лишь притворялся влюблённым? Такой океан необъятной страсти — выдуманный мираж?
К концу второго триместра Мышка почувствовала себя плохо, стала неудержимо худеть, живот не рос совершенно, словно врастая внутрь неё, начало падать зрение. При этом внешне она казалась всем похорошевшей, к ней приставали мужчины на улицах, словно притянутые невидимым магнитом. Досрочно сдав на отлично весеннюю сессию, она уехала в деревню: бабушка перед смертью завещала матери свой маленький саманный домик. Там, в деревне, Мышка и провела несколько месяцев. В августе ей сделали кесарево сечение; все будто бы прошло нормально, только с наркозом передозировали, и она несколько дней не могла толком придти в себя, координация нарушилась, в глазах постоянно темнело так, что ходить не могла. Ребенка ей приносили только посмотреть, ждали улучшения в состоянии здоровья.