Старик давно не открывал входную дверь. Да и зачем? У него ни с кем не было никаких дел. Те же, кто чувствовал, что им что-то надо от Старика, могли прийти сами. После того как они уходили, он обычно выключал дверной звонок. Дело в том, что они, словно следуя какой-то навязчивой потребности, перед уходом норовили этот звонок включить. Конечно, даже при выключенном звонке сохранялась опасность, что в дверь постучат, но случалось такое редко. А когда все же случалось, то Старик — если он находился на кухне — уходил в комнату и сидел там, пока, по его расчетам, стучащему надоест стоять у двери, и он уйдет на безопасное для Старика расстояние. Вообще-то по отношению к людям, которые оказывались с ним рядом, Старик не проявлял ни малейшей враждебности. Поведение его можно было охарактеризовать как вежливую сдержанность; такая манера была свойственна ему и раньше. То, что в последнее время он никому не открывал дверь, не означало, что он стал еще более сдержанным, он делал это, чтобы упростить себе жизнь. Правда, если в тот момент, когда кто-то стучал в дверь, Старуха тоже оказывалась на кухне, Старику приходил ось-таки идти открывать, поскольку Старуха слышала стук даже в самом глубоком сне и с живым любопытством вскакивала и спешила к двери. Она никого не узнавала, но каждого встречала исключительно дружелюбно, словно доброго знакомого. Направляясь к двери, она старалась опередить Старика, радостно таращила глаза, ласково улыбалась — и затем в какой-то момент вдруг теряла всяческий интерес к пришедшему и, словно считая свою миссию законченной, удалялась. Нечто подобное произошло и на сей раз. Старик мыл посуду после завтрака, Старуха сидела у стола; в этот момент в дверь вежливо, но решительно постучали. Пока Старик вытирал руки, Старуха уже была в прихожей и стояла, нетерпеливо ожидая, когда откроется дверь. Старик никогда не спрашивал: «Кто там?» Если уж встречи все равно было не избежать, он готов был с этим смириться; но кто стоит по другую сторону двери, его не интересовало. Он дождался, пока Старуха даст ему пройти, повернул ключ и, как обычно, скорее недоумевающим, чем вопросительным тоном произнес: «Что угодно?» Пришедший приветливо поздоровался и протянул Старику заклеенный конверт. Тот взял конверт, внимательно осмотрел его, потом со слабой, как бы извиняющейся улыбкой вернул. «К. здесь уже не живет», — сказал он. Пришедшего, по всей видимости, весьма удивили слова Старика. Но ничего сказать он не успел: Старик ушел, но скоро вернулся с целой пачкой нераспечатанных конвертов и протянул всю пачку человеку, стоявшему за порогом. И в виде объяснения сказал: «Это тоже заберите, ваши коллеги бросали их в ящик внизу, а соседи, видимо, по ошибке приносили сюда». Пришедший поколебался секунду, потом вежливо поклонился и повернулся, чтобы уйти. Старик — что было ему совсем несвойственно — окликнул его и попросил сообщить и коллегам, что никакого К. здесь нет, а для него, Старика, чужую корреспонденцию хранить обременительно.