— Мы по поводу Ревы.
Иван Михайлович с грустью вздохнул и указал на стулья, стоявшие вокруг стола в центре комнаты. Сам опустился на диван.
— Вы когда его видели в последний раз? — спросил Сквира, садясь.
— Позавчера. На дне рождения Часныка. Это преподаватель нашего ПТУ.
— Да, мы знакомы с Алексеем Тимофеевичем…
Козинец подошел к Артуру и тихо с ним о чем-то заговорил. Потом пододвинул свой стул поближе и начал что-то показывать пальцем на пластиковом кубике. Сквиру это задело — лейтенант, похоже, помогать ему не собирался. Несколько раздраженно он продолжил расспросы:
— А Реву вы насколько хорошо знали?
— Да неплохо. Часто встречал его у Часныка. И по делам виделись — кирпичный завод берет на работу наших выпускников. Иногда говорили с Ревой об истории…
— Орест Петрович любил все украинское?
— Все украинское? — не понял Иван Михайлович.
— Язык, культуру, героев…
— Шевченко, что ли? — хмыкнул Гедзь. — Никогда не слышал от него о Шевченко. Вот порассуждать о том, куда девался младший сын князя Владимира Крестителя, он мог. Судя по рассказам Ревы, это была весьма таинственная история. А про Шевченко… Нет, Реву интересовало лишь то, что происходило очень давно…
В комнату вошла открывшая им дверь женщина. В руках у нее был поднос со стаканами и пузатым графином с прозрачной жидкостью светло-коричневого цвета.
— Чайный гриб, — пояснила она, опуская поднос на стол перед Сквирой.
— Спасибо, — приятно удивленный, капитан одним глотком выпил полстакана кисловатой жидкости. Напиток освежал.
Женщина улыбнулась, потом достала тарелки из серванта и унесла их на кухню. Оттуда донеслись шум льющейся воды и звяканье.
Подросток в кресле вдруг рассмеялся. Кубик был уже у Козинца, и Василь Тарасович крутил его с завидной энергией, хотя, похоже, безуспешно.
— Каким вам показался Рева во время вашей последней встречи?
— Каким? — Иван Михайлович задумался. — Сначала все нормально было. Пришел в хорошем настроении. Говорили о нынешней молодежи. У нас в ПТУ всякие истории бывают. И в Доме пионеров, я так понял, тоже. Пока обсуждали, хорошее настроение Ореста Петровича улетучилось. Но разговаривали нормально. А потом он вдруг в лице переменился, вскочил и убежал. Прямо со дня рождения убежал. Говорят, домой к себе…
— А почему? — нетерпеливо спросил Северин Мирославович. — Что случилось? Кто-то что-то ему сказал? Или, может, позвонили ему? Записку передали?
— Нет, ничего такого, — развел руками Гедзь. — Просто убежал. Так мы и не поняли, что произошло. Да мы в тот момент и не знали, что он домой пошел. Я, например, решил, что просто на площадку вышел — успокоиться, воздухом подышать. Думал, он минут через десять вернется…