— Чико! Чико, ай-ай-ай! Ты забыл наставления своего учителя. Какой промах! Так ты женской чести не заполучишь. Прижми цветок к сердцу, поцелуй с громким чмоканьем мою руку и удались походкой свирепой овцы на поиски волков. — Она засмеялась и снова посмотрела на дверь под аркой. Хотя все было по-прежнему тихо, она встала и быстро направилась туда.
Генри Морган чуть-чуть повернулся в кресле, и в веки ему ударил солнечный свет. Внезапно он выпрямился и посмотрел по сторонам. Его взгляд с удовлетворением остановился на груде сокровищ, а затем встретился с пристальным взглядом женщины под широкой аркой.
— Ну, как, вы довольны, что сумели уничтожить наш город? — спросила она.
— Я города не сжигал, — поспешно сказал Генри. Его подпалил кто-то из ваших испанских рабов. — Слова эти вырвались у него невольно, и тут же он вспомнил, что был удивлен: — Кто вы? — властно спросил он.
Она переступила порог зала.
— Меня зовут Исобель. Говорят, вы меня разыскивали.
— Разыскивал? Вас?
— Да. Глупые юнцы дали мне прозвище Санта Роха, сказала она.
— Вы… вы — Красная Святая?
В его мозгу давно уже жил образ — образ юной девушки с ангельски-голубыми глазами, которые опускаются даже под пристальным взглядом мыши. Но эти глаза не опустились. Под своей черной бархатистостью они, казалось, смеялись над ним, не ставили его ни во что. Черты ее были резкими, как у кречета. Да, она, бесспорно, была красавицей, но красота ее была жестокой и страшной красотой молнии. И кожа у нее оказалась снежно-белой, без малейшего розового оттенка.
— Вы — Красная Святая?
Он не был готов к такой перемене представлений. Его потрясло низвержение предвкушаемого идеала. Однако, шепнуло его сознание, более тысячи двухсот человек пробились сквозь заросли и сокрушительной волной хлынули в город; сотни людей мучительно умирали от смертельных ран, сотни были искалечены, Золотая Чаша лежит в развалинах — и все ради того, чтобы Санта Роха принадлежала Генри Моргану. Все эти приготовления доказывали, что он ее любит. Он не явился бы сюда, если бы не любил ее. Как ни оглушила его ее внешность, некуда было деваться от логического вывода, что он ее любит. Быть могло только так. Он всегда помнил о слове «Святая» в ее прозвище, и теперь ему стало ясно, что породило этот эпитет. Но в нем шевельнулось странное чувство, чуждое логике. Оно подкралось к нему из давно забытого времени — эта женщина влекла его и отталкивала, он чувствовал, что в ее власти — заставить его мучиться. Морган закрыл глаза, и во тьме его мозга возникла тоненькая девочка с золотыми волосами.