Генри Морган повесил голову, точно от стыда. Но теперь он шагнул к ней.
— Тогда я заставлю тебя силой! — вскричал он.
— Слишком поздно… Волей-неволей я буду вспоминать, как вы стояли столбом и декламировали заранее придуманные слова. Пока вы будете копаться в моей одежде, я буду видеть, как вы пресмыкались передо мной, выпаливая фразы. И, боюсь, не сдержу смеха. Возможно, я даже начну защищаться, а вы, как знаток всех видов насилия, должны знать, чем это кончится. Нет, вы потерпели неудачу… И я жалею об этом.
— Я люблю вас, — сказал он тоскливо.
— Вы говорите так, словно это нечто новое, нечто необъятное. Меня любили многие мужчины, сотни объявляли об этом. Но как вы намерены поступить со мной, капитан Морган? Мой муж в Перу, и мое наследство там же.
— Я… я не знаю.
— Но я теперь рабыня, пленница?
— Да. Я должен забрать вас с собой. Иначе мои подчиненные будут надо мной смеяться. А это погубит дисциплину.
— Если уж я вынуждена стать рабыней, — сказала она, — если уж я вынуждена покинуть родину, то, надеюсь, я буду вашей рабыней… вашей, или собственностью очаровательного юного флибустьера, с которым познакомилась вчера вечером. Но не думаю, что вы возьмете меня с собой, капитан Морган. Нет, не думаю, что вы заставите меня отправиться с вами, ведь я, быть может, поверну нож, который уже вонзила в вашу грудь.
Генри Морган очнулся.
— Что это за юный флибустьер? — спросил он сердито.
— А, почувствовали нож! — сказала Исобель. — Но откуда мне знать? Только был он очарователен, и мне хотелось бы опять его увидеть.
Глаза капитана пылали яростью.
— Вас запрут, — сказал он грубо. — Вы останетесь в темнице, пока мы не отправимся назад в Чагрес. И посмотрим, окажется ли этот ваш нож достаточно острым, чтобы удержать вас здесь, в Панаме!
Она пошла за ним через сад к своей будущей тюрьме и вдруг звонко рассмеялась.
— Знаете, капитан Морган, мне только что пришло в голову… видимо, из самых разных мужчин выходят совершенно одинаковые мужья.
— В темницу! — приказал он.
— Ах да, капитан Морган! На ступенях дворца вы найдете старуху. Мою дуэнью. Пришлите ее ко мне, будьте добры. А пока, сударь, прощайте, подходит время молитвы. Грех, капитан Морган, должен раствориться в искренности. А искренность для души вредна.
Он медленно вернулся в свое кресло в Приемном Зале, мучимый стыдом за такое поношение своей мужественности. Словно она выхватила из ножен его шпагу и исцарапала ему лицо острым кончиком, а он покорно стоял перед ней и терпел. Она взяла верх над ним словно бы без малейших усилий. И теперь он содрогался при мысли, как будут хохотать его люди, когда узнают, в какое дурацкое положение он попал. За спиной у него зашелестят смешки. Кучки пиратов будут замолкать при его появлении и хвататься за животы, едва он пройдет мимо. Мысль об этих тайных смешках ввергла Генри Моргана в ужас. В нем подняла свои многочисленные головы гидра ненависти. Ненависти не к Исобель, но к его подчиненным, которые будут смеяться над ним, к жителям Тортуги, которые будут рассказывать эту историю в кабаках, по всему побережью и островам.