— А какой ценой? Ценой миллионов отсталых, тех, у кого низкий коэффициент. В чем же их вина? Что не хватило жизни выбиться в люди? Ведь нить тянется веками — кто был наверху, тот там и остается. Мои предки были фермерами. Ваши тоже. Вам повезло, мне нет. Каждый обязан выкарабкиваться сам — такой закон. Так наши умники установили. Чтобы было как в природе. Мол, чтобы не превратиться в роботов. Принцип выживания при видимом электронном «равенстве». Умрут без наследников, будто их в мире и не было!
«Сумасшедший какой-то!..»
— А в других странах? — сдержал раздражение Сезар.
— По-разному. Мы здесь родились, это наша плоть и кровь, отчизна наша! — Гофман сел, как после тяжелой работы. — В коммунистических странах по-другому. Они пошли иным путем…
— Вы, наверное, и сбежали сюда, в глушь, в знак протеста против… ну, такого поворота событий?
— Какой, к черту, протест! Я приехал сюда в двадцать пять лет. Со злости, да. С обидой в сердце, да. Какой это протест? У меня коэффициент сто семьдесят четыре, а полюбились мы с девушкой, у которой он был свыше четырехсот. А коснулось совместной жизни — не сметь. Родители против, врачи носом крутят, а закон, хотя и не запрещает жениться с разным коэффициентом, но надо иметь справки: и от родителей, и от врачей. Конечно, согласие девушки — главное. Но ей сказали, что когда у тебя коэффициент за четыреста, то, наверное, тебе нетрудно понять, что этот холоп тебе не пара? Или хочешь, чтобы снизили? А дети? Подумай и о них. Вот так я здесь и оказался, плюнул на всех.
«Почему я ему верю? — ужаснулся Сезар. — Да он же сумасшедший и рассказывает ерунду! Нашел, называется, спокойное местечко! Неужели все, что он говорит, возможно?!»
Рубашка на спине высохла, становилось холодно, сумерки сгущались, только небосвод светлел.
«А почему, собственно, невозможно?» — подумал хладнокровно, с какой-то лютой ненавистью, будто сам себя стегал, ясно и четко провел линию, из своего времени — от изничтоженной, невзирая на запреты, дичи, загаженных рек, смога, вытоптанных лесов, миллионов голодных и неграмотных детей в джунглях, наркоманов и алкоголиков, развратников и развратниц, войн и просто убийств, тотальной слежки, гетто «неполноценных», погони за наживой, наслаждениями; безразличия к ближнему, богатства и нищеты, переполненных до отказа психиатрических больниц, демагогии и просто вранья, подозрений, опытов над людьми — все это происходило на его глазах, а нередко и с его участием. Он же знал, как все было! Только не задумывался, к чему все это может привести!