Вскоре помещения складов, берега реки, камеры в арестантском помещении и даже двор полицейского участка превратились во временные пристанища для сотен бродяг. Городские жители, и без того подозрительно относившиеся к чужакам, стали жаловаться на всевозможные действительные и воображаемые преступления и требовали принятия решительных мер.
А тут еще стали пропадать овцы. Сквоттер Флеминг обвинил в этом своих сограждан. Сержант Флаэрти либо не мог, либо не хотел обнаружить виновных, и это оказалось последним гвоздем, вбитым в крышку его гроба. Нет ничего опаснее, полагал сквоттер Флеминг, чем преступления против собственности; их следовало пресекать безотлагательно.
Смещение Флаэрти обрадовало Флеминга, придало ему уверенности в своей силе, и, пожалуй, только это помогало ему сейчас сдерживать гнев перед лицом столь явного нарушения Стерлингом правил, предписывающих уважать сильных мира сего.
— Машина вполне может стоять так, как стоит, — сказал Флеминг.
— Боюсь, что нет, сэр.
— Вам известно, кто я?
— Не имеет значения. Поставьте машину правильно.
Флеминг колебался. Он просто не помнил, когда в последний раз ему отдавали приказания, не считая, разумеется, приказов сварливой супруги. Наконец он медленно подошел к машине. Стерлинг показал, как ее поставить, и, вежливо попрощавшись, двинулся дальше.
— Сержант, — окликнул его сквоттер. — Мое имя Флеминг. Нам надо бы поболтать кое о чем. Я зайду к вам в понедельник утром.
— Хорошо, сэр.
К несчастью для Стерлинга, единственным свидетелем небывалого зрелища — Флеминг, пострадавший за нарушение закона, — оказался Лори Дигдич, который забавлялся от всей души, наблюдая происходившее из окна своей конторы; таким образом, этот факт не попал в поле зрения историков, описывавших ход войны Стерлинга против Бенсонс-Вэлли.
Зажглись уличные фонари, и словно по мановению волшебной палочки темнота окутала землю.
Сержант миновал здание почты, отодвинутое в глубь улицы, чтобы дать место памятнику павшим на войне, затем кооперативный магазин, у которого собрался местный духовой оркестр, готовый угостить город каким-нибудь музыкальным блюдом.
Тут же стояли кучкой зрители. Сержант подошел поближе и остановился, скрестив руки на груди.
— Добрый вечер, сержант! — поздоровался с ним капельмейстер, маленький человек со вздернутым носом и загнутыми кверху носками башмаков. Он воздел руки, призывая к порядку довольно-таки разношерстную компанию, составлявшую оркестр.
— Начнем с песни «Снова в Бенсонс-Вэлли». Это, знаете ли, оригинальное произведение, написанное специально по случаю торжеств в будущем месяце. Итак, раз, два, три!