У Митьки еще были деньги. Много денег, рублей шестьдесят, а то все восемьдесят, но он перестал пить, когда узнал, чем кончилась история с сеном.
Иван Африканович отвез сено на общественное гумно и вскоре забыл об этом, дело привычное. Митька же вернулся из Сосновки, забрел на поветь по нужде и увидел пустой перевал. Митька даже ремень не застегнул, забыл, зачем пришел на поветь. Вбежал в избу:
– Сено где?
Мать Евстолья, укачивая последнего «клиента» Ивана Африкановича, даже не повернулась, она тихо, по-колыбельному пела коротушки для засыпающего младенца. Митькин вопрос вызвал в ее памяти еще одну песенку:
Ты не блей-ко, баран,
Сена волоти не дам.
Летом жарко косить,
Зимой холодно возить.
– Сено где, спрашиваю? – Митька весь побелел и остановил зыбку.
Старуха спокойно встала, поглядела загнетку, ухватом выставила чугунок.
– Чего ты, Митька, кричишь? Парень-то усыпать начал, а ты как с цепи сорвался. А сено свозили. Все свезли, у кого не из своей загороды, вся деревня.
– Как свезли?
– Так и свезли, на телегах.
Митька вскочил как с горячей сковороды. Даже заикаться начал:
– В-в-вы это чего, дд-дураки, что ли?
– А ты у нас умник, – улыбнулась бабка. – В Нюшкином-то сеннике кто три дни отсиживался?
Митька выскочил из избы, забежал опять:
– Он где сегодня? Пашут, что ли?
– Пашут…
Дверь хлопнула так, что зазвенела в шкафу пустая посуда.
…Иван Африканович действительно пахал с Мишкой на тракторе под озимый сев на старом дрыновском отрубе.
Пахать выехали поздно, дело чего-то не клеилось, а раскиданный бабами навоз еще вчера весь пересох. Сухая серая земля туго поддавалась плугам, лемеха тупились быстро. У Ивана Африкановича болела душа при виде пыльного, поросшего молочником поля, вспаханные места были ненамного черней невспаханных.
Когда объезжали телеграфный столб, то передний плуг скользнул, и за ним весь прицеп выскочил на поверхность, потащился, царапая землю.
– Стой! Стой! – закричал Иван Африканович, но Мишка тарахтел дальше, словно бы и не слышал. – Стой, говорят! – Иван Африканович вне себя спрыгнул с прицепа, схватил комок земли и бросил в кабину. – Оглох, что ли?
Мишка нехотя остановился:
– A-а, подумаешь! Все равно ничего не вырастет.
– Это… это… это как не вырастет?
– И чего ты, Африканович… Везде тебе больше всех надо.
– Да ты погляди! Ты погляди, что мы с тобой творим-то?
– Ну и что? – Мишка скорчил шутовскую рожу. – Три к носу…
В бешенстве Иван Африканович уже замахнулся на эту шутовскую рожу, но в этот момент увидел идущего от деревни шурина. Повезло Мишке.