– Гриша, Гриша, ты водицу-то не пролей. – Катерина сорвала ему земляничный кустик. – А ты, Катя, гляди за ним.
Катюшка по-взрослому затолкала выехавшую из Гришкиных штанов рубаху, сказала:
– Ой ты.
Гришка сопел, недовольный; видно было, что ему давно надоела эта бабья опека. Так и хотелось стукнуть по этой Катьке, да надо бежать, торопиться. Ему все казалось, что вон за этой горушкой и будет покос, а за горушкой опять был лес и никакого просвета.
Дорожка то и дело виляла промеж сосен, то опускалась в болотце, то взбегала на брусничные холмики. Гришкины кожаные сапоги иногда скользили на иголках. Слышались голоски лесных синичек, а лес еще не шумел, потому что было очень рано и ветер еще только нарождался вдали.
Устал Гришка, но терпел. Ему и реветь хотелось, и не реветь хотелось, и было отчего-то обидно и горько. Втайне от самого себя Гришка хотел, чтобы его сейчас пожалели, но, если б его пожалели, Гришка бы разревелся от злости, и вот он не знал, что виновато во всем этом.
Дорожка вдруг вынырнула из леса на полянку. Катерина взяла у Гришки чайник с водой, подвесила на еловый сучок.
– Вот ты, Гришенька, огонь разводи да посиди, а то пойди ягодок пощипли.
От материнских слов Гришкины слезы рассосались где-то в носу.
Катерина наставила косу себе и Катюшке:
– Не торопись, маши-то не широко и ногами переступай по капельке.
Катюшка слушала, сдвинув бровки.
– Носок-то у косы поднимай, а жми на пятку, вот и пойдет дело.
Катюшка взяла косу. Коса была ей велика. Выбрала поровнее лужайку, тюкнула раз, другой… Мать уже не смотрела на дочку, и Катюшка, слушая, как хрустит срезанная трава и как вжикала мамина коса, тюкнула еще, потом еще.
Гришка, с закушенным в зубах языком, стоял рядом и смотрел, как учится Катюшка косить.
– Не гляди! – сказала Катюшка, но Гришка не уходил и, наслаждаясь Катюшкиным неумением косить, закричал:
– Вот и не умеешь, вот и не умеешь!
– А вот и умею, вот и умею!
Катюшка собрала все силенки, взмахнула косой. Неожиданно для нее самой получилось очень хорошо, трава с белыми ромашками, с розовым клевером легла ровным полукругом. А Катюшка, обрадованная, повторила движение, и опять легла таким же полукругом новая трава, а ту, что была свалена предыдущим взмахом, сгрудило косой в один бок. И вот Катюшка, чтобы не забыть рисунок движения, заторопилась и взмахнула в третий раз. Носок косы воткнулся глубоко в землю. Еле-еле вытащила косу, растерянно обернулась к матери. Гришка не видел этого позора, он давно убежал в смородник. Катерина тут же, одним затылком, почувствовала взгляд дочери, остановилась: