Европа и Россия в огне Первой мировой войны (Лавренов, Мединский) - страница 62
Начальник Генштаба Австро-Венгрии Конрад фон Гетцендорф откровенно писал, что вопрос о предоставлении сербам гавани на Адриатике имеет для империи второстепенный характер. Главной же является югославянская проблема, принявшая актуальное значение после сербских военных успехов. «Корнем всех зол австро-венгерской монархии, — утверждал он, — были ее взаимоотношения с Сербией и стоящей за ней Россией… Все остальное имело второстепенное значение» (193). В Габсбургской монархии начались антисербские мобилизационные приготовления, поддержанные Германией (194). При этом германский кайзер заявлял своим дипломатам: «Если последуют ответные русские мероприятия и представления, которые заставят императора Франца Иосифа начать войну, то право будет на его стороне. И я готов считать это casus foederis и в полной мере выполнить вытекающие отсюда обязательства» (195). В то же время для руководителей Центральных держав чрезвычайно важно было создать впечатление, что провоцирующей стороной в австро-сербском конфликте из-за Адриатики являются Сербия и Россия. Вильгельм II так инструктировал руководителей своей дипломатии: «Поведение Австро-Венгрии не должно выглядеть как провокация войны с Россией. Австро-Венгрия должна выдвинуть предложения о будущей Албании и предоставить России возможность отклонить их, толкнув сербов на все. И тогда русские будут выглядеть провокаторами, которые не хотят оставить Вену в покое. Это даст нашему правительству хороший повод для мобилизации» (196). А тем временем австро-венгерские войска сосредотачивались и на границе с Россией. Последняя же в ответ задержала демобилизацию 350 тыс. военнослужащих срочной службы. Из Берлина сразу же запросили Петербург: что означает этот шаг? Если Россия собирается произвести «пробу сил» (Kraftprobe), тогда ей придется меряться с силами и с Германией, которая своего союзника не оставит (197). Таким образом, в Берлине и в Вене намеревались использовать попытку Сербии решить адриатическую проблему как предлог к войне.
Сазонов же, соглашаясь с неизбежностью создания независимого албанского государства и зная о сербских намерениях получить выход в Адриатику, не хотел осложнять отношения с другими державами и «обострять конфликт до опасности общеевропейской войны из-за этого вопроса».
Франц Иосиф I, император Австрийской империи.
В ноябре 1912 г. на протяжении мобилизационного кризиса глава российской дипломатии шесть раз предпринимал попытки убедить сербское правительство в необходимости самых осторожных действий, чтобы не выглядеть перед лицом Европы возбудителем конфликта (198). Обращает на себя внимание твердость и последовательность его позиции: «Мы категорически предупреждаем Сербию, чтобы она не рассчитывала увлечь нас за собой. На вооруженное столкновение с державами Тройственного союза из-за вопроса о сербском порте мы не пойдем». «Сербы не должны ставить нас перед необходимостью публично отрекаться от солидарности с ними, поддерживая то, что мы считаем излишним». «Если вы и дальше будете требовать Дураццо, останетесь без Белграда. Внимание! В Вене совсем потеряли голову». По убеждению российского министра, Белград должен официально заявить о стремлении Сербии «установить свободное общение с морем в целях своего экономического и государственного развития», но ни в коем случае не посягать на албанские земли (199). 10 декабря Сазонов, заручившись поддержкой руководителей Франции и Великобритании, предложил передать решение вопроса об адриатическом порте мирной конференции, созываемой в Лондоне. При этом он заверил сербов в неизменной поддержке России. Это был единственный выход, чтобы предотвратить войну. Сербское правительство, с нараставшей тревогой ежедневно ожидавшее ультиматума из Вены, 14 декабря было вынуждено отступить…