— Комсомолец.
— Значит, беспартийный. Партийных тайн касаться не будем. Что говорим на закрытых собраниях, то говорим. И никому спросу нет.
Володя вздохнул. Ехали долго, дядя Петя говорил без умолку. Было нестерпимо жарко и душно. За овражками в мареве расплывались избы, на западе уже погромыхивало, оттуда ползла туча.
— Разгонье? — спросил Устименко.
— Оно! — ответил санитар, раскидывая по сторонам пшеничные усы. — Хлебнем с этим Матвеем горя.
— А кто там Матвей?
— Да Горшков же, председатель. Под ярмарку ныне небось с утра пьян.
Горшков действительно был в подпитии. Сидел на завалинке, учил лопоухую, в болячках, собачонку:
— Иси, Тобик! Пиль! Сидеть здесь! Умри!
Взгляд у него был тяжелый, налитой. Рядом, за углом на площади, тюкали молотки — ставилась карусель. Вихрастый, с жирным затылком кооператор командовал возле шатра, к которому приколачивали вывеску: «Закуска, вина, иные изделия». Статный милиционер что-то выговаривал «частному сектору» — старушке с корзиной семечек.
Пузатая молодайка вынесла Горшкову снятого молока, он вынул оттуда длинными пальцами муху, подул, попил, воззрился на Володю.
— Ко мне?
— Если вы Горшков, то к вам, — испытывая неприязнь, как всегда к пьяным, произнес Володя.
— С промкомбинату?
— Нет. У вас в артели обнаружены три случая сибиреязвенной болезни.
— Опять двадцать пять, — вздохнут Горшков. — Одну зануду господа бога прогнал, другой приехал. Тобик, куси его!
Тобик понюхал Володин сапог и улегся.
— Ярмарки завтра не будет! — произнес Володя раздельно и твердо. — Надо расставить людей у околиц. Сейчас же мы начнем дезинфекцию вашей артели, то есть сырья, которое там находится. Кроме того…
— Не пройдет, — ответил Горшков.
— Как так не пройдет?
— А очень просто. Не пройдет, и вся недолга. У нас решение вынесено — мастерские, как очаг и распространитель, спалить. Уже и керосин подвезли, и стружку, и бочки с водой. Бабичев! — вдруг заорал он статному милиционеру.
Тот подошел, мягко ступая тонкими, шевровыми сапожками.
— Решено палить?
— Решено, — вглядываясь в Володю маслянистыми глазами, ответил Бабичев.
— А они ярмарку запрещают.
Милиционер картинно засмеялся, показывая очень белые, красивые зубы.
— Очаг заразы должен быть уничтожен в своем корне, — сказал он. — Поскольку трупы животных сжигаются, как можно не сжечь шерсть и продукцию, содержащую бактерии! Мы здесь не совсем безграмотные болвашки, мы осведомлены…
Он подмигнул Устименке и добавил по слогам:
— Кон-суль-ти-ро-вались.
— С кем?
— С кем надо.
— Слушай, Бабичев, — выйдя из-за Володиного плеча, круто заговорил дядя Петя. — Ты нам вола не верти. Я тебя знаю, и ты меня знаешь.