Он вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Перри, ты просто как-то разозлила ту собаку.
— Как? — воскликнула я. — Я просто помахала.
— Помахала собаке?
— Я всегда машу собакам! И всегда машу Чирио. Спроси соседку.
— Мы спросили бы, но она еще в больнице из-за колена. Это ее больное колено, ты знаешь.
— Нет, не знала, — я недовольно отодвинула тарелку. Она загремела по твердому столу. — Откуда мне знать? Не моя вина, что ее чертова собака сошла с ума.
— Перри! — возмутился он. Напряжение в комнате повысилось. — Мы не произносим это слово дома.
— Чертова? Черт? — повторила я. — Почему, черт возьми? Думаешь, бог тебя за это накажет? Поджарит как этот кусочек бекона?
— Перри, ради бога! — закричала мама, ее голос дрожал от стража и гнева.
Я смотрела на свою семью, на их напряженные лица и кипела от гнева. Не знаю, что произошло, но я словно теряла контроль. Не только над эмоциями, но и над собой, над телом и разумом, словно во мне было два человека. Пугало то, что в чем-то я это даже ощущала.
Я глубоко вдохнула носом и закрыла глаза, пытаясь взять себя в руки.
— Простите, — пробормотала я. — Не знаю, что на меня нашло.
Тишина. Я открыла глаз, увидела, как родители переглядываются. Ада посмотрела на меня большими глазами и похлопала меня по руке.
— Не переживай, чудик, — сказала она с улыбкой. Она посмотрела на мою ладонь и вскинула бровь. — Ого, в кои-то веки у тебя хорошие ногти.
Я нахмурилась и посмотрела на пальцы. У меня были хорошие ногти. Они были длиннее обычного, идеальной формы и покрытые блестящим коралловым лаком.
Комната начала медленно кружиться.
У меня никогда в жизни не было розовых ногтей. У меня даже лака такого не было.
— О, красиво, Перри, — добавила мама, радостно сменив тему. — Твои ногти обычно выглядят жутко.
Я убрала руку из хватки Ады и подняла к лицу. Это же была моя рука? Она соединялась с моим телом, на ней были следы шрамов от времени, когда я была подростком-эмо, решившим, что царапать себя булавкой — хорошая идея. Я подергала за края ногтей, чтобы понять, мог ли кто-то наклеить эти ногти в шутку. Но они были настоящими, были на моих пальцах, хотя я не помнила, чтобы так их красила.
— Что не так? — спросила Ада.
Я покачала головой, подавив смятение.
— Ничего, — выдавила я. — Просто… не помню, откуда этот цвет. Это твой?
Ада ближе посмотрела на мои ногти.
— Нет, эти слишком оранжевые. У меня есть такой оттенок, но с блестками.
Я с надеждой посмотрела на маму. У нее был идеальный французский маникюр.
— Не мой, — сказала она. — Но я бы себе такой взяла.
Я кивнула и посмотрела на ногти. Все вокруг меня кружилось, пока я думала. Когда я могла это сделать? Как я могла забыть такое? Это не было значительным, но это не могло просто забыться. И откуда этот цвет? Я не помнила, чтобы покупала его. Еще и розовый? Фу.