— Нет, — я схватила его за руку. — Думаешь, у тебя получится уловить то, что происходило здесь сегодня? Ты сможешь что-то сделать?
Он окинул дом взглядом. Он не выглядел уверенно.
— Утверждать не могу. Процесс этот медленный. Можно только уловить, что чувствовал человек, когда умирал. Если это Эбби, она умерла не здесь. И я не знаю, что смогу сделать. Я уверен, что понимаю, что она чувствовала, когда умирала.
— Но ты сказал, что можешь это исправить, — взмолилась я, чуть не топнув, как маленькая девочка.
— Я попытаюсь, — сказал он, опустив ладонь на мою голову, чтобы успокоить. — Я обещал. Мы сначала поймем, что это, а потом уберем отсюда.
— Куда? Это как экзорцизм? — я поежилась от мысли.
— Ты не одержима, Перри, — сказал он. — Экзорцизм — трата времени. Сложно найти того, кто это сделает. А потом нужно доказать, что ты одержим, а это сложно, потому что, как я говорил, это часто в головах людей. Обычно причина в расстройстве личности. Но всегда есть другое объяснение. И очень опасно приводить жреца или шамана к человеку, который не одержим. Это опасно для жертвы, для шамана, да всех. И в доме так не делают. Его очищают.
— И ты сможешь это сделать? Да? — с каждой секундой мне было все тревожнее. — Не говори, что ты попробуешь.
Он замолчал, облизнул губы. А потом…
— Я никогда не пробую, — медленно сказал он. — Я просто делаю.
Это были слова из одного из моих любимых фильмов «Быстрее, кошечка! Убей! Убей!», и я ощутила, как уголки губ растягивает улыбка. Он знал, как меня успокоить и подобраться ближе.
— Хочешь испытать меня? — добавил он.
Я стукнула его по руке, а потом обхватила его ладонь и повела в дом.
— Кстати, ты чем-то похожа на юную Туру Сатану, — прошептал он мне на ухо.
— Наверное, грудью, — бросила я через плечо, папа появился перед нами, ожидая нас в прихожей все это время.
— Перри, я думал, ты уже не зайдешь, — сказал он с нервной улыбкой, глядя на высокого рыжеволосого парня. Мой отец не был высоким, и Максимус возвышался над ним.
— Папа, это Максимус, — сказала я. — Максимус, это папа.
Максимус пожал руку моего отца, глядя ему в глаза, и сказал:
— У вас очаровательная дочь, сэр.
Отец просиял. Он никогда еще так не улыбался парням, которых я приводила домой. Хотя приводила я только одного, но все же.
— О, да, мы ее любим, — он неловко рассмеялся.
Ага. Теперь они меня любят.
Мы прошли по коридору, папа спрашивал, где он рос в Луизиане, а потом они начали говорить о каджунской еде. Мы пришли в гостиную, где стояли Ада и мама, ожидая нас.
Максимус пожал им руки, и я видела, что его вид, манеры и очаровательное произношение за секунды покорили мою маму. Ада была насторожена. Я насмешливо посмотрела на нее, прося вести себя, но она лишь закатила глаза и опустилась на диван, делая вид, что титры фильма интереснее.