— Пойдем, — шепнул на ухо Сашка, немного отстранившись и подталкивая меня к лестнице.
Пришлось спускаться, только в этот раз впереди шел уже сам парень.
Я смотрела на его светлую макушку, которая даже в темноте была белая-белая, почти как снег.
— Саш, а ты волосы красил? — спросила.
— Это мой натуральный цвет! Я кто, по-твоему, чтобы краситься? — блондин оскорбился, как самая настоящая блондинка.
Сказано это было до того негодующим и обиженным тоном, что меня поневоле начал душить смех. Пытаясь не рассмеяться, я прикрыла рот ладонью, закусила губу, но уже через секунду тихо захихикала, бормоча себе под нос ехидное «блондиночка».
Сашка недолго терпел издевательство над своей персоной, и стоило нам только выйти на свет, как он начал меня щекотать.
— Ну, Сашка, — взвизг. — Мне щекотно! — смех. — Я щекотки бою-у-усь!..
— Сильно-сильно боишься?
— Сильно-сильно, — закивала я.
— Ну, ла-а-адно, пожалеем тебя, — довольно протянул мучитель, поддерживая едва стоящую на ногах меня. Вот уж когда я прочувствовала, что значит защекотать до смерти.
— У меня… из-за тебя… ребра болят! — еле выдохнула я, хватая за руку этого типа.
— Зато ты добавила себе несколько минут жизни, — утешил он меня.
Я хмыкнула, но отвечать не стала. Вместо этого развернулась на сто восемьдесят градусов и потопала по дорожке, оставляя Сашку позади.
Разумеется, он меня догнал и сейчас шагал рядом, разглядывая (хоть и пытался не сильно вертеть головой) парк. А я все думала, чем же таким ему ответить.
Защекотать не смогу: во-первых, не факт, что он боится щекотки, а во-вторых, если что, может ответить тем же… и опять хуже будет лишь мне.
В ближайшем фонтане искупать? Не настолько я злая, чтобы осенью человека в холодной воде топить.
Мысли бегали, шестеренки крутились, а ноги сами собой принесли меня к часовне.
— Пойдем? — спросил парень, разглядывая маленькую клумбу, около которой мы остановились.
Кивнув, я взяла платок, один из тех, что специально повесили около входа, и вошла. За мной, придерживая тяжелую дверь, зашел Саша.
И сразу мы как будто оказались в совершенно другом, далеком от этого парка месте.
Запах ладана. Тишина, нарушаемая еле слышным потрескиванием свечей, никаких посторонних звуков. Иконы, на которых изображены святые лики.
Осеняя себя крестным знамением, я коротко попросила мысленно: «Господи, помилуй нас, грешных, не дай нам совершить многих ошибок».
Саша тоже перекрестился…
Но постояли мы недолго, несколько минут от силы. А когда вышли, Саша, обернувшись ко мне, спросил:
— Куда теперь?
На лице его блуждала спокойная, еле заметная улыбка, голова склонена, руки в карманах… Двумя словами — довольный котяра. Похож на моего Снежка, когда тому кто-нибудь из мелких халявный хавчик подсунет.