Шли не споро, все-таки одноногий Медведь был не лучший ходок, хотя устали не зная, выступал первым. Ближе к вечеру добрались до реки. А вот спускаться вниз по течению решили утром нового дня. На высоком берегу под пологом старых елей мужчины соорудили два костерка. Леда сперва не додумалась, зачем же второй-то, сообразила лишь, когда принялись укладываться на ночлег. Тот костер, что первым прогорел в неглубоком рве, Михей землицей прибросал да поверх накрыл срезанными еловыми ветками.
— Добрая тебе выйдет постеля! Как у мамки родной выспишься на пахучей хвое.
А к ужину достал Медведь из своего короба подовые пироги с какой-то неведомой кисло-сладкой травкой, похожей на ревень, да глиняный горшочек с медом.
— Для тебя нарочно припас, на-ко отведай!
— Сла-адко… Все хочу спросить, бабушка-то не ругала тебя, что увел тогда меня из избы?
— Уже не припомню, утешил ее, сказал, что покраше сыскал невесту. И помоложе…
— Вот же ты Медведище дремучий! Не рано меня в бабушки записал?
— Для Змея и такая сгодишься.
— Может, я сама по себе!
— Это ты кому другому соври, я-то вижу, как глядишь на него. Да и Змея допрежь тебя я ни с одной девкой об руку не видал. Одни звездочки вам в небесах светят, одна травка мягкой кажется.
— Красиво ты говоришь, Михей, ох и заболтаешь невестушку, то-то я гляжу, с первой встречи по тебе Радуня скучает, мастер ты сказки сказывать.
— Не болтай зря, а лучше доешь пироги.
— Мне и одного много, окстись!
— Больно худа, ветром унесет, Годар — здоровый мужик, ему надо бабу покрепче.
— Слово-то какое — «ба-ба»…
— Самое доброе слово, особливо до голодного мужика.
— Слышал бы твой Князь, какие ты со мной речи ведешь, ох, как бы противу шерстки не погладил.
— Ай, боюсь, аж поджилки трясутся, смотри, девка, меня не выдай!
— Вот же ты чудной!
Годар в это время на реку ходил, а уже в сумраке вернулся с парой болыиеньких щук. Здесь же на углях рыбин и испекли, потрапезничали на славу. Скрипели по округе козодои, сгущалась тьма. Медведь вызвался в ночь сторожить, а спутникам своим велел укладываться на отдых. Князь хотел по очереди не спать, но Михей его успокоил:
— Отдыхайте с Ладушкой, я за всем прослежу, мимо меня ни один зверь незамечен не пробежит, ни одна пичуга не пискнет. Я с малолетства в полуха сплю.
Годар расстелил на еловых лапах свой широкий плащ, и Леда закуталась в него чуть не с головой. Ночь подступила прохладная, а девушке было тепло, словно на печи лежала, дух слегка подгоревшей хвои успокаивал, расслаблял уставшее за день тело. А когда уже совсем приготовилась засыпать, ощутила, как прилег рядом и Князь. Спиной к нему была, а сразу признала, больше ведь некому.