Полетело на пол одеяло, и Леда поджала босые ноги, не сдержав дрожи — прохладно в светелке с утра. Делать нечего, пришлось подниматься, раз теплая банька ждет. Только едва сошла по лесенке вниз — ой, мамочки, целый спектакль ожидал. Песни, шуточки, и тут же плач с причитаньями.
Не иначе Арлета постаралась, вот дождется Радуня и себе такой же участи. Так хоть молодая нетронутая девка, а для Леды чего было так стараться, Милана за спиной, наверное, давно перестаркой кличет. Хорошо хоть отстала красавица, да и по правде сказать, некогда козни строить, еще листва на березах не вся опала, вышла Милана замуж за Вадича. Запер муж ее в тереме, кончилась девичья воля.
А скоро и Ледушке настанет черед пойти под мужскую руку. Но перед тем, как в баньку свести девицу посадила ее Арлета под матицу посередине покоев на бадейку с квашней. Сама квашня была меховой шубой покрыта и все это сооружение вместе являлось символом изобилия и плодородия. Леда сидела пунцовая от смущения, а Радуня с подружками под песни и причеты расчесывали ее волосы, загадывали про себя, чья же свадьба следующая. Недаром «свадьба» от слова «сводить», «сваживать» — соединять…
Наконец повели девушку в баню, а перед ней несли украшенный лентами веник, прутики с него разбирали и втыкали вдоль расчищенной тропинки по обе стороны, словно указывая путь.
Баня для невестушки нарочно топилась «мягкими» ольховыми дровами. Старые люди так говоривали: «Сосна — дерево печальное, ель — кручинное, осина — трепетное, береза — несчастливое, а матушка — ольха мягка да ласкова».
Веточки ольхи были воткнуты и в середку березовых веников, которыми Арлета щедро «угостила» названную сестрицу. Почти без памяти лежала девушка на горячих досках полка, пот лился ручьями, перед глазами все расплывалось, а Змеице хоть бы что, еще и посмеивалась:
— В этой же баньке и дите рожать будешь. А как родишь, заведется здесь обдериха — Хозяйка банная. Будет незримо сама деток мыть, да здоровье им ладить. Верно ведь говорят: «Грязь баней смыла — здоровье добыла».
— Дожить бы мне до того дня, — охала Леда, — до вечера хотя бы дожить с вашими трудами… Ой, моченьки больше нет терпеть, выводите меня отсюда скорей… Лучше бы ты моего жениха так парила, ему-то жар нипочем!
— И женишка твоего намоем, ладушка. Уж немытого к тебе в постельку не положим, не бойся.
Девчонки смеялись, шушукались, а Леда слез не скрывала, вертят ее словно куклу, нарочно потешаются, да сколько же можно так. Всхлипывала сперва, а потом вдруг сердце зашлось и зарыдала во весь голос. Так жалко себя отчего-то стала, и мамочки рядом нет и отца родного, хоть и добрые люди вокруг, а все-таки сторонка чужая. Но вот Арлета радости не скрывала: