— Понятно, без любви сюда б не пришел. Ну так забирай, для хорошего человека бабы не жалко, — Рух повысил голос. — Марья! Подь-ка сюда!
Ванька часто, с присвистом задышал. Из темнотищи медленно выплыла белая, похожая на призрак тень. Марьюшка ненаглядная. Живая! Бледная, осунувшаяся, с растрепанными волосами и робкой, печальной улыбкой.
— Родненькая! — Ванька бросился невесте на шею.
— Тихо-тихо, — остановил Бучила. — Эко прыткий какой. Бабу будем делить. Ты к себе зови, я к себе кликать начну, к кому пойдет, того и жена.
Ванька напрягся, сжал кулаки.
— Да ладно, вдругорядь пошутил, — успокоил Бучила. — Прямо несет чегой-то с утра, удержу нет, — и строго спросил у Марьюшки: — Ну а ты, лебедушка, любишь жениха, или неволит ирод тебя?
— Люблю, батюшка, — Марья опустила глаза.
— Все честь по чести, — Рух виновато развел руками и сказал Ваньке: — Прости, должон удостовериться был. Чай не чужая, душой прикипел.
— За ночь?
— Иная ночь целой жизни длинней, — многозначительно подмигнул Бучила. — Ладно, проваливайте.
— Батюшка… — ахнул Ванька.
— Ступай, ступай, — отмахнулся Бучила, опомнился, придержал парня и шепнул на ухо: — Ты это, не серчай ежели что, не девица она больше. Такие дела.
— Да ничего, — невпопад отозвался Ванька, голова была занята совершенно другим. — Благодарствую.
— За что? — растерялся Бучила.
— За все, — Ванька взял Марьюшку за руку. Она прижалась к нему, родная, манящая, желанная. Они поклонились Заступе в пояс и пошли в сторону выхода.
— Эй! — окликнул Бучила. — Хорошенько подумай! Назад не приму!
Ванька не обернулся.
Рух стоял и пристально смотрел им вослед. Не бывает любви? А что это тогда? Любовь или победит, или раздавит, третьего не дано. С невестой он расстался без сожалений, легко пришла, легко ушла, будут еще. Но дело нечистое. Впервые девку на выданье отдали, да при живом женихе. Обычно как? Собирают Заступин мыт, со двора по копейке, покупают рабу, Бучиле и отдают. Тайну блюдут, думают, не знает он, мол обставили дурака. А Руху все едино, лишь бы свадьба была. Из своих, нелюдовских, если и отдают, то редко, которых не жалко. Странно. Очень странно. А странности Бучила ух как любил…
III
Тьма нехотя разжала липкие пальцы, солнце нестерпимо резануло глаза, Ванька мешком повалился в траву. Его трясло. Леденящий холод, зачерпнутый в подземелье, не хотел уходить, свив зловонное гнездо где-то под ребрами. Пахло нагретой землей, свистели пичуги, и небо было синее-синее. Ванька перевернулся на спину, широко раскинув ослабевшие руки. Господи, живой. И невесту выручил! Мог ли о таком еще утром мечтать? По чести — боялся наружу идти, думал, мороком окажется Марьюшка, насмешкой упырьей, развеется туманом, увидев солнечный свет. Обошлось.