— Про старые дела судачить незачем, быльем поросли. Михал Лексеича добром поминаю. В тяжелые годы меня в самом низу поймал, в пивнушке-разливайке, от вина оторвал. Ну и зажили, славно погуляли, наваристый был компот. Министром мы его звали. А после него — на фиг с пляжа, сплошной недотрах, вразброс рысачить начали. Ну и пошло: лебедь раком щуку, пока на поселение не загремел. А там — не пупок царапать, будешь бычить, едальник не закроешь, могут и отшайханить. Вроде не зона, а нащальники еще хуже, взросляки-макаки, любители нательного рисования, незнамо что кололи. Грева ждать не от кого. Пришлось пограничником прикинуться.
Увидев вскинутые от удивления брови Аркадия, пояснил:
— С пограничным состоянием психики. В до мажоре, нагишом бегал, обнажуха... А вернулся — никому не нужен. Соси ваучер. Сплошь фоска шла — мелочь одной масти, что за карта! Бида. Вот и подался в лабухи, с чего начинал. Жмура на похоронах лабаем, деньги в руки — будут звуки, без лажи. А вчера дубовый жмур вышел: по приказу кого-то из полиции паковали и нам не платили. Сквозняк не пришел, так его грозят на кладбище не пущать. — Снова заметив удивление гостя, добавил: — Флейтист.
Поняв перемену, Аркадий решил: хватит пилить опилки, пора брать разговор в свои руки:
— У меня бизнес. Про отцовские дела узнать интересно.
Горбонос опять ожесточился, отрицательно замотал головой. Но тут же, видимо, подумал о чем-то своем и ответил спокойнее:
— Дела в небыль ушли. Такие хвостики остались, что не ухватишь. Порожняк.
Но для Подлевского именно «хвостики» представляли особый интерес, он любил и умел раскручивать мелкие фактики, которые другие упускали из виду, а потому с деланым равнодушием спросил:
— Что за хвостики?
Горбонос небрежно махнул рукой:
— А-а, свистёж, лажа. Должок за одним лохом остался, да взять не с кого. Мы его на бабки поставили, на счетчик, а он из окна выкинулся. А с родни какой спрос? В суд расписку не предъявишь, как бы самим не погореть. Наехать, припугнуть? В девяностые мы так и делали. Михал Лексеич всегда этого... Капоне вспоминал: добрым словом и пистолетом можно сделать больше, чем просто добрым словом. Но мы не мочили, нет. А сейчас это не катит, опасно, держи уши шире. Да и четверть века прошло. Назад покойников не носят.
— А что за расписочка?
— Да обнакновенная. Взял столько-то, обязуюсь вернуть тогда-то.
— И на что брал?
— Это по дурке разговор. У него спроси, — поднял глаза к потолку, — ежели тама встретитесь. Михал Лексеичу хата его понравилась, обмен предлагал за списание долга, да тот ни в какую. Ну, прижали мы его, а он в окно сиганул, с большого этажа. Вот и грызи бамбук.