— Как ты догадалась? — поразился Донцов.
Но Ряжская продолжала свое:
— Да, рада. Вере такой и нужен. Но задачка трудновата, не знаю, как подступиться. Сватовство у нее не в почете. К тому же Катя Богодухова недавно шепнула по телефону, будто у Веры кто-то возник.
Разговор пошел сам по себе.
— Знаю, знаю, Нина. Есть у нее ухажер.
— Знаешь? Откуда? Кто? — орлицей налетела Ряжская.
— Сам этого хлюста с ней видел. Он ее на похоронах Степан Степаныча присмотрел.
— Он был на похоронах? — хором воскликнули Нина и Дмитрий.
— Случайно прибился. Спросил меня, кого хоронят. Я буркнул: Соколова. А он: уж не Соколова ли Ряжского?
Нина и Дмитрий, ошарашенно глядя друг на друга, побелели от волнения, — полотно!
Минуты две молча переваривали услышанное, что-то прикидывая. Потом Ряжская, уняв эмоции, спокойно, — слишком спокойно, почти безразлично — сказала:
— А ну-ка, ваше сиятельство, расскажи, как все было, да подробнее, в деталях. Мы сообща попробуем его вычислить.
— А чего вычислять? Я о нем справки навел. Делец, игрок, хищная личность. Подлевский Аркадий.
— Подлевский! — вместе ахнули, даже как бы взвыли Нина и Дмитрий, с ужасом глянув друг на друга. Они были в шоке.
Донцов понял, что заранее обдуманный «протокол» застольной беседы с замыслом через Нину познакомиться с Богодуховой летит в тартарары. История не просто перерастает в какую-то невероятно сложную жизненную ситуацию, а, видимо, оборачивается трагедией со множеством темных противоречий. Сразу сработал инстинкт умелого бизнес-переговорщика. Чтобы остудить страсти, предложил:
— Вот что, друзья. Чую, тема глубже, чем я полагал, потому давайте сперва закусим, винца пригубим.
— Нет-нет, — отрезала Нина. — Никакого винца не будет. Такие разговоры только стрезва. И еще. Ты же должен помнить старую пилотажно-космическую заповедь: делать быстро — это значит действовать медленно, обдуманно, однако без перерывов, безостановочно; без суеты, но без пауз. Проверено жизнями: такой метод сводит ошибки к минимуму.
Однако на салат «Цезарь» с креветками Нина и Дмитрий спикировали словно по команде, хотя не исключены были подстольные указания мужу. Впрочем, вкуса пищи они явно не ощущали, а молча жевали, похрустывая сухариками, чтобы выиграть время для анализа, продумать внезапную кризисную коллизию. Наконец Ряжская резко прервала трапезу:
— Витя, говорить вполовину мы не будем. Все скажем. Но ты — могила! Если шевельнешься до срока, быть страшной беде. Я баба простая...
— Проще некуда, — усмехнулся Донцов. — С твоими-то пониманиями...
— Печенкой чую, что за этим треугольником — ты, Подлевский, Богодуховы — стоит гораздо большее, чем личные судьбы. Га-а-раздо! Через эту запутанную, словно нарочно придуманную головоломку — тут, друг ситный, запах серы унюхивается, тут все неспроста! Понял? Грядущая история России угадывается. Не решается, оно понятно, а именно что проглядывает. Покажет это дело, как вся наша жизнь повернется.