— Пятнадцатый год это слышим. Я все летичко на пожне выжила — сколько заробила?
— А у меня ребятам в школу скоро идти — ни обуть, ни одеть. Думаешь, сладко в лесу-то бродить? Зуб на зуб не попадает, нитки сухой на тебе нету. А бродишь. Короб грибов в сельпо сдашь — все какая ни на есть копейка в доме.
— А самим-то жрать надо? — вдруг грубо, нахраписто вломилась в разговор Олена Рогалева. — Я второй год без коровы маюсь. Нынче, думала, сена навалило — заведу коровушку. Черта с два заведешь!
И, считая, видимо, дальнейший разговор зряшным, Олена подхватила на руки коробья-только ручки взвизгнули — и пошагала, пригибаясь под ношей.
За ней, неуверенно переставляя ноги, потянулись ее товарки.
Ананий Егорович в нерешительности закусил нижнюю губу. Догнать, опрокинуть эти проклятые коробья, а самих баб за шиворот и прямо на поле?
Да, лет восемь назад он бы, наверно, так и сделал.
Образцы для подражания были и в жизни, и в литературе.
В одной из книг, например, рассказывалось, как председатель колхоза ловит строптивых колхозников за деревней, а другой председатель действует еще круче: врывается утром в избу и заливает печь водой. Книги эти в районе взяты были на вооружение. «Вот как надо работать, — наставлял председателей колхозов секретарь райкома, при всяком случае ссылаясь на литературные примеры. — А вы, растяпы, с бабами справиться не можете».
Да, лет восемь назад Ананий Егорович нагнал бы страху па этих грибниц. А сейчас…
Он взялся рукой за мокрый козырек кепки, резко надернул его на глаза и пошел — в обход вороницынской усадьбы — на переднюю улицу.
V. Вирусный грипп
Слева, через дорогу от Вороницыных, на горочках — так называют половину — пустырь вдоль косогора, — живет Петр Гаврилович Худяков.
Лет тридцать назад этого пустыря не было и в помине. Тут был околок штук десять домов, плотно, почти впритык стоявших друг к другу. Теперь от околка осталось два дома: дом Петра Гавриловича да слева от него, метрах в двухстах, высокий громадина — пятистенок — без крыши, без окон, с черными стропилами, как старческие руки, воздетыми к небу.
Ананий Егорович, проходя мимо пустыря, часто задумывался над судьбой одичалого дома. Он помнит этот дом еще молодым. Стены из отборного сосняка, со звоном, как говорят, углы просмолены (навечно!) — вставляй только рамы да справляй новоселье. Но дом так и состарился, не дождавшись новоселья. Кто его хозяева? Где они теперь? Живы ли еще? И что их обидело так, что они бросили новый дом да так ни разу и не проведали его?
Торчит старый дом на взгорье, день и ночь ждет своих хозяев. А хозяев все нет и нет…