Другой пожилой мужчина, носатый и худощавый, несколькими ловкими движениями опасной бритвы превратил Северова в каторжника, у которого побрита половина головы.
– Придется потерпеть!
– Чего уж там, – как можно равнодушнее ответил Олег, – шейте, у меня еще дела.
Приятного мало, но кончилось и это мучение. Голова горела огнем, а девушка уже накладывала повязку. Ваты она не пожалела, и Северов подумал, что выглядит сейчас как безнадежно больной, фуражку точно будет не надеть. Пока доктор шил раны, девочка стояла рядом, кусая губы, и смотрела на это действо, так что Олегу пришлось временами ободряюще ей улыбаться.
Врач тем временем занялся ребрами и подтвердил, что ничего не сломано, но нажимал так, что летчик опять закряхтел.
– А вы молодец, терпеливый. Боль-то сильная, я ведь знаю, – вдруг одобрительно сказал эскулап и, церемонно попрощавшись, ушел куда-то в глубь подвала.
Девушки помогли летчику натянуть обратно одежду.
– Спасибо, милые. Давайте хоть познакомимся, меня Олег зовут.
– Я Марина, а это Даша, моя двоюродная сестра, – улыбнулась старшая.
Обстрел тем временем закончился, и народ стал выбираться из убежища. Женщину увезли в госпиталь, доктор сказал, что теперь ее жизни ничего не угрожает, должна поправиться. Мальчика забрала соседка, присмотрит за ним, пока мама на лечении.
Северов вздохнул. Когда убивают здоровых сильных мужчин, это тоже несправедливо, они чьи-то сыновья, мужья, отцы. Но раны, увечья и смерть маленьких детей вызывали у него душевную боль гораздо сильнее физической. Олег поймал себя на мысли, что если бы располагал атомными бомбами, то, пожалуй, шарахнул бы ими по Третьему рейху, пусть прочувствуют на себе, твари. И тут же подумал, что никогда бы этого не сделал, не стал бы убивать женщин и детей, пусть их отцы и мужья топчут сейчас его землю. Вот с этими юберменшами он посчитается, аллаверды по максимуму! А когда войдем в Германию, будем их детей из своих полевых кухонь кормить, такие уж мы есть, нас не переделать.
На проходной завода его встретил представитель парткома и проводил в цех, где находилось несколько сотен человек, судя по одежде, прямо от станков. Выступал мужчина средних лет в полувоенной форме, судя по шепоткам, известный заводчанам и являющийся работником обкома партии. Он говорил о положении на фронтах, о прорыве блокады и восстановлении сообщения с Большой землей. После него ведущий собрания предоставил слово младшему лейтенанту Северову, представителю «доблестной авиации героического Балтийского флота». Олег встал перед рабочими, чувствуя себя в этой дурацкой повязке на голове совершенно неловко. Сам он свой внешний вид определил как жалостно-комический.