– Я собираюсь заняться любовью со своей женой, – откровенно шепнул мне на ухо Хилберт.
– Но я не ваша жена. – Я чуть прогнула спину, когда его ладонь прошлась по ней вверх.
– Как не моя? – Йонкер неспешно провёл по моей шее губами, собирая с неё последние капли. – Очень даже моя.
Коснулся снова, заставляя прикрыть глаза. В общем-то справедливо… На мою беду.
– Вы же поняли, о чём я… – Чем дальше, тем больше мои протесты напоминали стоны.
Хилберт ударил меня носком сапога по ступне, заставляя развести ноги шире. Одним рывком вскинув подол, сунул ладонь между бёдер, впиваясь взглядом в моё лицо. Наверное, чтобы видеть смятение и как разгорается румянец на щеках – и это уже доставляло ему удовольствие. Я выдохнула резко, когда пальцы его твёрдо прошлись вглубь, чуть поглаживая, надавливая, но вовсе не терзая.
– Хилб…
Он не дал мне договорить, закрыв рот поцелуем, столь же яростным, как предыдущий. Меня обдало запахом тёплого дождя и его кожи – и я вдохнула его жадно, почти захлёбываясь, желая потонуть в нём с головой.
Я держала ещё его руку за запястье, но, кажется, уже не отталкивала, а направляла. Это было какое-то дикое наваждение. Будто я забыла обо всём, что ждало меня дома, и окуналась без оглядки в опасный омут. И вот уже я покачиваю бёдрами, жадно принимая его пальцы, целуя, как пьяная выпускница – одноклассника, с которым, может, больше не встречусь никогда, а потому – всё равно, что подумают другие. Что подумает он.
Другой рукой Хилберт легко справился с завязкой сорочки и дёрнул вниз ворот, оголяя грудь. Неспешно огладил, почти невесомо, разглядывая, любуясь, словно диковинным цветком. Так открыто, что жар по всему телу стал ещё невыносимее. А потом смял, прошивая меня лёгкой болью. Губами накрыл чувствительную вершинку, сжал, слегка оттягивая. Затем другую – дразня языком.
Я выгнулась, сходя с ума от этого острого контраста ощущений, бездумно стаскивая с него рубашку, едва вспомнив, что надо развязать ворот. А он всё целовал грудь и шею, поднимался к подбородку и слегка касался уголков рта, заставляя ловить его губы. Наверное, моя поза теперь выражала крайнюю степень согласия на всё, что Хилберт пожелает со мной сделать дальше.
Как белая медуза, его рубашка плавно упала на присыпанный сеном пол. Йонкер развернул меня спиной к себе, подтолкнул, опрокидывая на ближайший тюфяк. Несколькими уверенными рывками он содрал сорочку с плеч, чудом не порвав. Я только и успела слегка привстать, как Хилберт раздел меня полностью. Словно обёртку снял. Мгновение без его рук, сомнение: вывернуться, ведь он не держит? И я, возможно, ещё смогу оправдаться перед собственной совестью. Сквозь грохот сердца в ушах послышался шорох ткани, стук обуви. Жадные губы Хилберта коснулись ложбинки между лопаток, и он, смяв мои бёдра пальцами, вошёл резко, замер, вдавливая меня в себя. Обхватил одной рукой за шею и приподнял, прижимаясь виском к моему виску. С его губ сорвался тихий стон, напоминающий моё имя. Я почувствовала его в себе так полно – и немедленно захотела большего. Прогнула спину, хватаясь за него, готовая молить о продолжении. К чёрту всё!