В этой компании флорентийцев Вазари по-прежнему считался провинциалом из Ареццо. Понтормо родился за стенами Флоренции, в Эмполи, находившемся немного ниже по реке, но переехал в город еще ребенком. (Понтормо был чудаком и одиночкой. Вазари пишет, что на самый верх его дома вела передвижная лестница. Там у него была спальня и мастерская, и он мог в любой момент поднять лестницу и закрыть откидную дверь, чтобы его не беспокоили.) Но даже если Вазари и чувствовал себя чужаком, у него было два таланта, которые выделяли его среди соперников. Он мог работать с невероятной скоростью и рисовал почти так же хорошо, как и писал. Более того, двадцатилетний конфликт с коренными флорентийцами научил его самодостаточности. Он сделал величайшее одолжение герцогу Козимо тем, что завершил оформление для праздника в честь крещения малыша Франческо Медичи меньше чем за неделю. Но он по-прежнему не спешил становиться постоянным членом герцогского двора. Он больше хотел поехать в Рим и работать на Биндо Альтовити.
Вместо этого он написал так: «…когда мессер Пьетро Аретино, знаменитейший в то время поэт и мой очень большой друг, вызвал меня в Венецию, я был вынужден туда отправиться, поскольку он очень хотел меня видеть»[203]. Ранее в этом году он уже откладывал визит к Аретино. Наверняка он очень хотел увидеть и другого своего друга, Франческо Сальвиати, который переехал в Венецию после долгой жизни в Риме. Но, кроме того, у Джорджо была и профессиональная цель: «Сделал я это с охотой, чтобы за время этого путешествия увидеть творения Тициана и других живописцев»[204]. Вазари даже мог надеяться встретиться с Тицианом лично, потому что Пьетро Аретино близко дружил с ним и был частым посетителем шумных застолий, которые устраивали Тициан и Сансовино. (Говорят, что Аретино умер от удара во время одной такой встречи, от того, что очень смеялся одной грязной шутке о собственной сестре.)
Некоторое время Вазари переписывался еще и с Джулио Романо, самым талантливым и пылким протеже Рафаэля. Они никогда не встречались, потому что Джулио прижился в северном итальянском городе-государстве Мантуе. И там с 1524 года служил художником, архитектором и камергером при лорде Федерико Гонзага. Дружба двух художников сложилась в переписке, как говорит Вазари, «благодаря письмам и репутациям» (per fama e lettere). Среди интеллектуалов XV века стало обычной практикой переписываться с далекими друзьями, сначала в Европе, а потом и по всему земному шару. Они хвастались, что создали целую «Республику писем», связанную обширной сетью переписки. Из художников в это международное сообщество входили только самые образованные и яркие. Джулио повезло: он вырос в утонченной мастерской Рафаэля, где художники мешались с учеными, поэтами и знаменитостями. Хорошим другом ему стал, в частности, Пьетро Аретино. После смерти Рафаэля оба художника занимались недоброй славы проектом, которому принадлежит сомнительная честь называться первой в мире печатной порнографией. Идея принадлежала печатнику Маркантонио Раймонди, Джулио сделал серию сексуальных офортов I Modi («Позы»), а Аретино писал для них сонеты. Вскоре после того как разгорелся скандал, и Джулио, и Аретино уехали на север, где не так свирепствовала цензура. Маркантонио остался в Риме и был обвинен не в распространении непристойных материалов, а в нарушении авторского права. В результате ему всё сошло с рук благодаря его влиянию и положению. Ведь он был официальным издателем гравюр на картины Рафаэля, которые и сделали этого художника знаменитым во всей Европе