Коллекционер жизней. Джорджо Вазари и изобретение искусства (Чарни, Роланд) - страница 133

«…вышло же это так, что однажды Микеланджело, подойдя к тому месту, где помещена работа, увидел там большое число приезжих из Ломбардии, весьма ее восхвалявших, и когда один из них обратился к другому с вопросом, кто же это сделал, тот ответил: „Наш миланец Гоббо“. Микеланджело промолчал, и ему показалось по меньшей мере странным, что его труды приписываются другому. Однажды ночью он заперся там со светильником, прихватив с собой резцы, и вырезал на скульптуре свое имя»[246].

По мере того как росла популярность Микеланджело в Риме, он стал обращать внимание на соблазнительные перспективы, которые открывала перед ним Флоренция. Там во дворе собора с 1464 года лежал частично обработанный кусок каррарского мрамора. Его не использовали потому, что в камне оказался изъян. В 1501 году, спустя почти полвека, республиканское правительство Флоренции, во главе которого стоял Пьеро Содерини (по иронии судьбы он был кузеном Лоренцо Великолепного), решило заказать скульптуру из этого неподатливого камня кому-нибудь из молодого поколения скульпторов. Большинство кандидатов считали, что камень следует разбить на несколько частей. Микеланджело нравилась идея оставить его целым. Он ринулся во Флоренцию, чтобы закрепить камень за собой. Чтобы превратить этот непростой материал в скульптуру, ему понадобилось два года. Но в результате, как писал Вазари, «то, что сделал Микеланджело, было абсолютным чудом, возвращающим к жизни мертвых». Флорентийцы называли эту работу «Гигант». Они решили поместить «Давида» возле входа в ратушу, палаццо Веккьо, рядом с приподнятой платформой под названием ringhiera, которая сегодня ограждена мраморной балюстрадой и используется для формальных правительственных событий. Архитектор Антонио да Сангалло изготовил для этого колосса специальный пьедестал. И наконец, после ужасающей поездки из церковного двора на площадь, «Давид» занял свое место как символ республиканской гражданской гордости и несгибаемого духа.

Микеланджело любил говорить, что ему не нужны никакие внешние источники вдохновения, что его гений уникален и образы являются ему сами собой. Но историки искусства отмечают, как изменилось его творчество с возвращением Леонардо да Винчи из Милана во Флоренцию в 1500 году, после того как тот более двадцати лет служил разным герцогским дворам. Его приезд был событием для молодых художников, которые жаждали поучиться у живой легенды. На одной из сохранившихся живописных панелей Микеланджело, «Мадонна Дони» (около 1507), мы можем увидеть следы влияния Леонардо в том, как располагается Святое семейство: взгляд зрителя движется по спирали, и это напоминает нам о картине Леонардо, изображающей Христа и Иоанна Крестителя, — самом раннем шедевре маньеризма.