Самым существенным изменением в представлениях об искусстве стала идея, что оно должно быть прямым, простым и честным, а не виртуозно-изощренным. А не существовало более виртуозно-изощренного искусства, чем маньеризм. Критерий простоты и непосредственности возник уже под конец жизни Вазари, в 1563 году, когда Римско-католическая церковь в ходе реформы Тридентского собора издала общие инструкции относительно религиозного искусства, архитектуры и музыки. Требования к сакральной музыке и изображениям звучали предельно ясно: они должны быть скорее простыми, нежели хитроумными[251]. Здания церквей следовало проектировать таким образом, чтобы клир и прихожане находились в одном общем пространстве, в котором все могли бы слышать и видеть мессу и принимать в ней участие. Создание изощренных живописных загадок, таких как «Весна» Боттичелли или «Любовь небесная и любовь земная» Тициана, которые до сих пор занимают ученых, внезапно стало считаться напрасной тратой времени.
Эмоциональность, ясная идея, вызывающая сопереживание, доступная трактовка религиозных сюжетов — одобрение всех этих качеств в живописи было частью идеологической борьбы с протестантизмом. Искусство стало мирным оружием, с помощью которого церковь хотела оградить чувства и помыслы прихожан от «еретической» угрозы.
Когда Мартин Лютер начал Реформацию и повесил в 1517 году «Девяносто пять тезисов» на дверях церкви в Виттенберге, это вызвало кризис в Католической церкви. Лютер осуждал, в частности, традицию продавать индульгенции (богатые люди могли просто за деньги купить себе путь на Небо) и культ святых (католики молились сотням святых, что немного отдавало политеизмом: к примеру, можно было молиться святому Николаю об успешном путешествии по морю, — всё равно что молиться Посейдону). Церковь и вправду была ужасающе коррумпированной организацией, давно позабывшей заветы Иисуса, согласно которым «проще верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому попасть в Царство Божие». Реформаторам не нравилось, как Церковь пыталась контролировать все стороны жизни (от рождения до брака и до смерти). Не нравилось им и ограниченное толкование Святого Писания, не в последнюю очередь связанное с тем, что месса проводилась только на латыни. Большая часть прихожан не понимала латынь. Молясь в церкви, они просто повторяли бессмысленные для них звуки, как попугаи, и больше полагались на проповедь священника, которая обычно произносилась на местном наречии и в которой объяснялось, во что следует верить и о чем думать. Реформаторы хотели, чтобы Библия была переведена на местные языки, а службы велись так, чтобы все понимали их. Кроме того, Лютер делал упор на личные отношения с Богом, без посредства Церкви.