Вазари был художником, который учился латыни. Он занимал положение где-то между Альберти и большинством тех художников, о которых рассказывал в «Жизнеописаниях». Одной из главных задач книги было перебросить мост между «неучеными» персонажами, такими как Леонардо и Браманте, и «учеными», такими как Альберти.
Вазари и его близкий друг Винченцо Боргини могли знать наизусть Вергилия и Ариосто. Но самой сложной математической операцией, которой они владели, было деление в столбик — одна из четырех простейших операций для учащегося нынешней младшей школы. Во времена Вазари все чувствовали притяжение земли так же, как мы. Большинство знало, что земля круглая. (История о том, что Колумб развенчал миф о плоской земле, — это современный миф.) Но всего несколько натурфилософов осмелились высказать догадку, что в центре нашей планетарной системы, возможно, находится Солнце, а не Земля.
Латынь Вазари была отшлифована чтением ученых книг, но, конечно, не до такого блеска, как латынь Винченцо Боргини. Вазари читал классические латинские тексты со своим учителем в Ареццо. Вероятно, он заглядывал в них, когда собирался «изобрести» новую картину (создать invenzione). Но когда речь зашла о «Жизнеописаниях», книге художника о художниках и для художников, Вазари понял, что лучше писать на итальянском. У этого выбора был еще и патриотический аспект. Герцог Козимо одобрял сочинение официальных документов на итальянском. Он считал, что в тосканском диалекте сохранились ценные этрусские слова (что верно, но это были не те слова, которые Козимо и его двор считали этрусскими). Как раз в те годы тосканские ученые работали над тем, чтобы доказать, что тосканский — такой же богатый язык, как и латынь, если не более. Данте был живым примером того, что народному наречию можно придать драматические тона и писать на нем о материях сколь угодно возвышенных.
Вазари читал и на латыни, и на итальянском, и художественную литературу, и техническую. И всё же греческий знала только элита, поэтому греческих авторов читали большей частью в переводах. Вспомним хотя бы вдохновленную Плинием историю о том, как прославленный ныне Джотто нарисовал муху на носу человека на картине Чимабуэ, да так похоже, что Чимабуэ попытался ее отогнать. Тексты Плиния были известны современникам Вазари, не важно, читали они их или нет. Эти анекдоты витали в воздухе, и потому такие отсылки были понятны.
Главными источниками историй, которые знали и иллюстрировали современники Вазари, были Библия с ее апокрифами, писания раннехристианских отцов Церкви вроде святого Августина, более поздних авторов вроде святого Фомы Аквинского, греческая и римская мифология, тексты Овидия (римского поэта, чьи «Метаморфозы» — истории о том, как боги меняли обличье, чтобы вступить в отношения со смертными, — часто иллюстрировали просто для того, чтобы иметь повод изобразить обнаженных дам), Данте, Петрарки и Ариосто, «Золотая легенда». Все эти тексты были обычным чтением, а истории из них во времена Вазари знал любой образованный человек и любой прихожанин церкви (даже если он не умел читать и писать). Но культурную интеллектуальную элиту более всего волновало открытие давно утерянных античных текстов на греческом.