Важность Витрувия для кругов, в которых вращался Вазари, можно понять по тому, что на том знаменитом вечере рядом с кардиналом Фарнезе, Вазари и Джовио находился еще и Клаудио Толомеи, сиенский ученый, основавший Витрувианскую академию в Риме. В этом учебном заведении была удивительная программа, включавшая самые разные направления. Вместе учились художники, архитекторы и ученые, посвятившие себя изучению того самого трактата. Первое печатное издание Витрувия на итальянском наречии вышло в 1521 году. Второе — в 1535-м. Книга была постоянным спутником каждого архитектора. Когда Джовио предложил Вазари писать своими словами, разумеется, в уме он держал этого знаменитого автора. Особенно когда он заявил, что иначе результат получится неестественным, как у Плиния. Ведь Плиний вклинивал рассуждения об искусстве в текст о камне и металлургии. Для Джовио, человека изысканного вкуса, не могло быть ничего более мучительно скучного, чем очевидное отсутствие художественной восприимчивости у Плиния.
Подталкивая Вазари к писательству, Джовио, разумеется, полагал, что книгу следует писать на итальянском, а не на латыни. Ведь целью было донести ее до широкого круга читателей. Во вступлении к «Десяти книгам» Витрувий обещает Августу, что научит его оценивать качество архитектуры и сделает разборчивым заказчиком. Позже в книге он делает несколько замечаний по поводу прочих своих читателей и говорит о них как о людях занятых, имеющих мало времени на развлечения. Несколько раз у него проскальзывает интерес к тому, как женщины используют и воспринимают здания, потому что в Древнем Риме, конечно, встречались женщины, которые умели читать и писать и могли принимать решения о том, каковы должны быть здания. Джовио думал о столь же широкой публике.
Идея написать книгу на итальянском имела и политический аспект. Во времена Вазари «Италия» существовала как идея, но не как политическая единица. Полуостров был разделен на города-государства и одно большое Неаполитанское королевство. И везде люди разговаривали на разных диалектах, с разной грамматикой, разным произношением и разными словами. Были небольшие общины, которые говорили на совсем других языках: греческом, албанском, немецком, прованском. Сам Вазари с детства говорил на тосканском, гордясь тем, что на этом диалекте писали Данте и Петрарка.
Иное дело Рим. Местный диалект тут был ответвлением южноитальянского, однако смешался с тосканским из-за обилия тосканцев при дворе. Но в XV и XVI веках Церковь постепенно заговорила на своей, более универсальной, версии итальянского. Она называлась lingua aulica, или придворный язык, и представляла собой смесь диалектов, используемую для общения и в других итальянских городах. Таким образом, у Вазари был выбор: писать либо на lingua aulica, либо на тосканском.