Вазари называл свою жену Cosina (Малышка), посвящал ей нежные стихи и писал портреты. О ней известно чрезвычайно мало, потому что женщины, если они не были королевами или принцессами, не могли рассчитывать на внимание историков, усложняя при этом работу биографов. Как поступали в то время все мужчины, Вазари надолго оставлял ее дома в Ареццо, когда ему нужно было куда-нибудь поехать. Также не удивительно, что он мало писал о ней. Вазари, как и большинство мужчин, шел за своим призванием. Дружба с влиятельными людьми стоила упоминания в дневнике, а повседневное общение с супругой — нет. Возможно, покойная сестра его жены вызывала в нем гораздо более сильные чувства[287].
Обсудив свое будущее с кардиналом дель Монте, Джорджо вернулся во Флоренцию. Там он снова писал для Биндо Альтовити и занимался книгой. В судьбе «Жизнеописаний» наступил решающий момент. Отправив книгу Бенедетто Варки и Винченцо Боргини, Вазари нашел самый эффективный способ заинтересовать герцога Козимо. И конечно, Вазари не мог бы отыскать лучшего спонсора для книги, которая прославляла тосканских художников. В 1549 году Козимо решает профинансировать издание «Жизнеописаний»[288].
Разумеется, для Козимо было очень важно продвигать тосканское наречие и тосканское искусство. Поэтому «Жизнеописания» предстояло соответствующим образом переделать. Текст был выслан группе участников Флорентийской академии — учреждения, которое Козимо создал в 1541 году, чтобы развивать тосканский язык: Джовамбатисте Джелли, Пьерфранческо Джамбуллари и Карло Ленцони. Варки и Боргини тоже, вероятно, участвовали в редактуре. Сохранилась страница из оригинальной рукописи Вазари, сделанной в Римини, с пометками Джамбуллари на полях.
Первое издание вызвало положительную реакцию, но оно было доступно только априори благосклонной публике — образованным читателям Рима и Флоренции. Мнения за и против, относящиеся к более отдаленным местам и временам, касаются в основном второго издания (1568 года). Есть свидетельства, что Уильям Аглионби хвалил книгу в 1685 году в Лондоне и считал, что ее чтение вдохновит британских живописцев, которым не удавались картины на исторические и мифологические сюжеты. Другой отзыв принадлежал Аннибале Карраччи, главе влиятельной академии XVII века в Болонье, ориентированной на подражание Рафаэлю. Карраччи, разумеется, не был ценителем маньеризма и делал на полях своей копии пометки, в которых выражал разочарование по поводу необъективных высказываний Вазари. Сохранилось более дюжины копий книги конца XVI и XVII веков с многочисленными пометками на полях. Эль Греко писал: «Всё это говорит о его (Вазари) невежестве». Такой комментарий может удивить, ведь стиль Эль Греко часто относили к маньеризму. Федерико Цуккаро был в ярости от того, что Вазари недооценил Рафаэля и поставил Микеланджело выше: «Злобный язык, который там, где не может бранить, находит способ приуменьшить славу и достоинство других!» Впрочем, неудивительно, ведь эти двое в конце жизни Вазари были соперниками и недолюбливали друг друга. Один из членов семьи Карраччи писал (в XVII веке Аннибале, Лодовико и Агостино состояли в Академии Карраччи в Болонье): «О, что за презренный человек Вазари. Он так язвительно пишет, что я вынужден вместе с ним выходить за пределы добрых манер»