Расширенный зал был достаточно большим, чтобы вместить по три сцены битвы с каждой стороны. Для изображения пизанских кампаний Козимо и Вазари выбрали «Битву при Сан-Винченцо», «Максимилиан I осаждает Ливорно» и «Войну Флоренции и Пизы». Сиенскую кампанию поделили на три эпизода: «Взятие Сиены», «Взятие Порто Эрколе» и «Битва при Марчиано» — та самая битва, на которую Биндо Альтовити послал восемь отрядов и своего сына. Вазари незаметно располагает эти отряды с их зелеными флагами в центральной части заднего плана картины. А на французах, разрушивших его владения, делает акцент. Пейзаж, на фоне которого происходит битва, — это его собственные с любовью прорисованные долины. Козимо считал, что зал на редкость удался. Он мог проводить аудиенции с величественной трибуны, сделанной Бандинелли, и, возведя глаза вверх, увидеть прославляющие его династию картины в кессонных рамах. Сюжеты для росписи потолка придумал Винченцо Боргини. Изначальная его идея заключалась в том, чтобы поместить аллегорию Флоренции в центре зала, но у Козимо на уме было другое — картина его собственного апофеоза: он, словно римский император, становится богом. Он сидит на троне высоко в небе, золотистом от сияния, исходящего из небесных сфер. Он окружен щитами с символами городов, которыми он правит. Если ваш босс просит нарисовать его богом, вам остается только согласиться.
Это был не единственный портрет Козимо в виде божества. На картине Бронзино в личной часовне Элеоноры Толедской Козимо изображен Иисусом Христом. Возможно, он пока не стал великим герцогом, но величественности ему было не занимать.
А что же с утерянной битвой Леонардо? Вполне вероятно, что Вазари провернул здесь тот же трюк, что и с картиной Мазаччо: построил перед ней стену. Чтобы поднять потолок и увеличить окна, требовалось укрепить всё здание с четырех сторон. Но что, если живопись Леонардо маслом на штукатурке (вместо давно проверенной долговечной темперы) осталась запечатанной на половину тысячелетия, отделенная от стены просветом всего несколько сантиметров в ширину? И что это стремление сохранить шедевры Мазаччо и Леонардо говорит нам об отношении Вазари к собственному художественному наследию? Считал ли он, что его творения не так хороши, как работы старых мастеров, которые ему сказали уничтожить просто потому, что они стоят на пути прогресса? Мог он надеяться, что будущее поколение разобьет фальшстены в Санта-Мария-Новелла и в палаццо Веккьо, пусть даже уничтожив его собственные работы?