И вот самое последнее новшество — на службу, в том числе и государственную, для исполнения работ, требующих усидчивости и внимания, собираются разрешить брать женщин, имеющих гимназическое образование. С одной стороны, это же невиданная свобода и прогресс женской эмансипации, а с другой — возможный разврат и потрясение основ, ибо вся консервативная кондовая расейская общественность дыбом встает против подобного нововведения. И все равно царь-Антихрист не изменил своего решения, сказав, что грамотных людей в России не хватает, поэтому быть посему, а все недовольные могут разом убираться к черту. И я тоже не знаю, одобряю я такое решение или возмущаюсь наглой бесцеремонностью держиморды на троне… Впрочем, в его личной канцелярии бестужевки служат чуть ли не самого первого дня его нахождения во власти, и говорят, что еще никто не пожаловался на грубое или неподобающее обращение.
Лишь однажды я позволила себе высказать перед Дмитрием (Мережковским) давно терзавшие меня сомнения.
— Ты видишь, — сказала я, — там все спокойно. Никакой революции, никаких кровавых событий, как некоторые предрекали… Все счастливы и довольны…
— Подожди, Зиночка… — тихо и зловеще произнес мой муж в ответ, поднимая голову от газеты и устремляя взгляд куда-то сквозь меня — так, словно видел мысленным взором грядущие беды и несчастья для России, — ты же знаешь, что самодержавие — от Антихриста… А смесь самодержавия с народоправством — это и вовсе адово зелье. Вот увидишь. Не бывает хорошего царя. Россия движется в никуда, отказываясь от демократического пути под нашим руководством. Да, я говорил, что не Европа вмещает Россию, а Россия Европу — и тогда это действительно было так. Но сейчас Россия Европу из себя исторгла, вместо любви оборотившись к ней с ненавистью. С приходом нового царя на берегах Невы в чести стали самые низкие образцы азиатской дикости, зато все культурное, доброе, порядочное — одним словом, европейское, — оказалось напрочь забыто. И вот теперь нам стоит ждать от России не всемирного спасения, а всемирной Катастрофы. А та благодать, о которой ты говоришь — это затишье перед бурей, которая неизбежно грянет и сметет режим царя Михаила…
Немного помолчав, мой муж добавил:
— И учти, что мы с тобой не можем знать, что творится там, в России, на самом деле… А на самом деле, уверен, достойнейшие люди уже брошены в подвалы, казнены, либо, одержимые страхом, прислуживают царскому режиму… Недаром же многие наши друзья перестали писать нам. — Он тяжко вздохнул и задумчиво потер шею. — Не жалей о той стране, Зиночка. Она заслужила свою злую участь, которая, конечно же, непременно наступит. Не может не наступить, ибо зачем иначе все муки и страдания, которые ради России претерпели ее лучшие люди, а она даже не обратила на них своего внимания. И будут прокляты сосцы питающие, и люди будут жрать людей, уподобившись диким зверям, а матери будут убивать младших детей, чтобы дать еду старшим… Зато мы здесь, в Париже, в полной безопасности. Может быть, когда-нибудь Россия и сбросит иго самодержавия, но, боюсь, мы уже не застанем это время…