Нанэ укутали в пушистый ковер, лежавший около кровати для того, чтобы она не студила ноги. Теперь эти ноги корявыми палками торчали наружу. Прикасаться к ней руками не рискнул никто из воинов, ее заталкивали и заворачивали копьями. Управившись, они потащили тело Нанэ прочь. Гепарда оставили здесь — из него выйдет хорошая накидка для нового Царя царей.
Полная кровавая луна облизывала фигурки трех воинов, тащивших к пропасти тело той, чьё имя стало наравне с повелителем дэвов. Несколько неторопливых движений и немного усилий, и завернутое в ковер то, что было когда-то Нанэ, полетело в пропасть. Волны, до этого вальяжно облизывавшие берега, взбесились, взвились вверх, глотая разинутой жадной пастью ночное подношение. Но оно, похоже, пришлось им не по нраву — море принялось с силой выплевывать тело Нанэ, разбивая его о скалы. Волны старались до тех пор, пора ковровый сверток не превратился в измочаленное кровавое пятно. Только тогда море обессилено опало…
В ушах еще клокотало море, но глаза снова показывали мне душную пустыню. На долю секунды я забыла всё. Кто я и как сюда попала? Постепенно память вернулась, наполняя душу горечью и разочарованием. Снова и снова я вспоминала каждый день, взгляд, слово. Когда всё пошло не так? И теперь понимала, что старинное зеркало было ни при чем — я и только я принялась рушить свою жизнь, как только поддалась гордыне и гневу.
С этой мыслью время застыло. Казалось, оно потекло сквозь меня. Пейзаж оставался неизменным, только звуки вернулись. Чьи-то стоны и крики прорывались сквозь гул ветра. Уже знакомые мне косматые фигуры дэвов, видимо, заинтересовавшихся инородным телом в их мире, подходили ко мне, но тут же шарахались и скрывались прочь. Узнавать, что так пугало демонов в моем облике, мне не хотелось. Гораздо сильнее хотелось раствориться в этой пустыне, зарыться в песок с головой и ничего больше не помнить.
Я не знала, день сейчас или ночь. Спать не хотелось, есть — тоже. Пекущее кровавое пятно, вместо солнца зависшее в хмуром небе, тоже оставалось неизменным. Но ни смрад, ни жара, ни ветер, не доставляли мне таких мучений, как совесть. Каждое бесконечное мгновение здесь стыд жег душу. Как же я могла радоваться, унижая и калеча других? Почему так легко поддалась Нанэ? Гордыня — всплывал ответ. Она затмевала всё, делая центром и господином вселенной самого себя. Как же было больно теперь понимать это, раскаиваться и не иметь возможности ничего исправить!
И еще, что-то такое проскальзывало в последних словах или интонации Нанэ — лживое. Я с трудом могла вспомнить, что она говорила тогда — в квартире, но это была не совсем правда. Или вовсе неправда? И пусть я не могла сказать наверняка — что, но чувствовала нутром подвох.