Голые каменные стены, потухшие масляные светильники около кровати, огромное окно, в которое заглядывали первые рассветные лучи. Нанэ ощутила себя смертельно раненым зверем. Темно-бурое пятно, расплывшееся под ней на шелковой голубой простыне… Нанэ завыла и забилась в истерике, кусая руки, царапая лицо. Теперь уже ничего не исправишь. Даже кровью не смыть позора! На крики прибежали две полные женщины.
Они не дали Нанэ опомниться — стянули ей локти сыромятным ремнем, укутали в одеяло и повели в купальню. Там насильно влили успокоительный отвар, отчего она вновь стала безразлична к творящемуся вокруг. Служанки вымыли и одели Нанэ. Заплели ее волосы в тугие косы и отвели в небольшую комнату в нижнем гареме — с двумя узкими окнами и с прозрачной занавеской, заменявшей дверь. Одна из рабынь осталась у входа — сторожить строптивую наложницу на случай, если она попытается причинить себе вред или сбежать.
Нанэ поили успокаивающими отварами еще дней десять. Кормили жидкой кашицей, водили в отхожее место. Сама она превратилась в безвольную марионетку, потерявшую волю и желание жить. Когда Нанэ перестали опаивать отварами, к ней приставили еще рабынь. От нее ждали чего угодно: что она разобьет голову о камни стен или пола, попытается проскользнуть мимо бдительной охраны и утопиться, повесится или иначе лишит себя жизни. Но ничего этого не случилось. Если раньше ее морили голодом, то теперь Нанэ сама перестала есть и пить.
Никакие уговоры и посулы не смогли переубедить ее хотя бы сменить позу. Нанэ сидела в углу, прижав колени к груди и уткнувшись в них лицом, и молчала. На второй день голодовки к Нанэ пришел Кронох. Он не стал ее тормошить или утешать ласковыми словами, а сразу перешел к делу.
— Вот что, девка. У меня времени немного, поэтому слушай внимательно. Второй раз повторять не стану. Господин великодушен, и ведая о твоей печали, приказал мне исполнить любую твою просьбу, кроме обещания свободы, — осек он встрепенувшуюся Нанэ. — Лишь бы ты смирилась и приняла пищу. Думай два раза прежде, чем ответить.
Она молчала, снова уткнувшись в колени.
— Если же ты будешь упорствовать, то тебя станут кормить насильно. И потом, что за южная дурь поселилась в твоей голове?! Пойми ты наконец, быть наложницей Царя царей гораздо почетнее, чем пасти скот. Или чем ты там занималась? И потом, ни один, даже самый милостивый господин, не станет терпеть подобного своеволия. Тогда уже ты окажешься в казарме. Уж там-то стража научит тебя повиноваться.
Глаза Кроноха сверкнули недобрым огнем. Нанэ глядела на него исподлобья. Распорядитель скривился.