Еще не договорив, он направился прямо за стойку. У Курти похолодело внутри, когда Зуб, явно не колеблясь, шагнул к мусорному баку. Все! Этот чертов страж знает! А вся эта болтовня — так он играл с ним.
— Что тут у нас — вкрадчиво пробасил Зуб, поравнявшись с кучей мусора. И тут же нагнулся. Курти представил себе, как петля захватывает его руку и прижимает к деревянному чурбану, а сверху зависло лезвие секиры и закрыл глаза.
— Оп ля, а это что?
«Все» — сердце поперхнулось очередной порцией крови и остановилось.
— Так мы еще и клиентов дурим! Воровства и укрывательства нам мало.
Что?! Выпрямившийся Зуб держал в руках небольшую бутылку. Обычная глиняная бутылка, с широким горлом, фермеры в таких масло хранят. Только в этой не масло, а хозяйская медовуха. Самогон делался из меда и то ли дурмана, то ли белены, то ли того и другого. Добавляют пару — другую капель в пиво или вино, продукт становится крепче, дуреешь от него сильнее — клиент становиться сговорчивее. И уже не спорит, если с него за пять кружек берут цену как за семь.
Курти понял, что никакого люка этот горе-полицейский не заметил и искал Колокольчика за стойкой, очевидно вообразив, что беглец лежит свернутый в рулон между полками.
Зуб, не желая сдаваться, с азартом ревнивого мужа шарил глазами по залу, как бы решая, где проверить раньше — в шкафу или под кроватью? В задумчивости он хлебнул из бутылки. Курти открыл рот, чтобы успеть предупредить о некоторых особенностях этого напитка, но опоздал.
Зуб вытаращил глаза, покраснел, а из раскрытого рта вылетел звук похожий на брачную песнь моржа. Это должно быть обычная реакция на хозяйскую медовуху… Впрочем, наверняка Курти не знал. До Зуба таких смельчаков не находилось.
Полицейский, продолжая вращать глазами, заметил в руке Курти кружку, выхватил ее и сделал глубокий глоток. Замер, облегченно выдохнул и просипел:
— Ну и спиртяга. Вы чего туда намешали? Стекла толченного?
Сделал новый глоток из кружки, поморщился и добавил:
— И эту гадость вы вином называете? Кислятина, да еще и воняет.
— Нет, эту гадость мы называем уксусом — пожал плечами Курти. Я им ложки протираю. Но вы, если нравится, пейте. Все равно лучше, чем выливать потом.
Зуб вторично поперхнулся, кружка полетела на пол, глаза полицейского воткнулись в Курти.
— Ты щенок, паскуда воровская…
Не договорив, он своими ручищами сгреб Курти за рубашку…
— Эй, кто здесь хозяин?
Зуб и подвешенный Курти повернули головы к двери.
То, что он не местный, было видно сразу. И не столько по одежде, сколько по манере держатся. Местные даже ходят вразвалочку, как по палубе. А если стоят, то полусогнувшись. Жизнь здесь давит. А незнакомец стоял прямо, широко расправив плечи и склонив голову набок. Речь тянул на южный манер и говорил, как показалось Курти, властно и с легкой насмешкой.