Я поняла его неправильно.
— Дагер больше.
Они рассмеялись, переглянувшись.
— Почему она зовёт меня по фамилии?
— Ты не мог бы… н-ну… поставить меня на землю?
— Зачем? Нравится, когда на тебя смотрят сверху вниз? — спросил Свен, и я покачала головой. — Хочешь смотреть на всех сверху?
— Я ещё слишком маленькая для этого. — Уже через мгновение я сидела у Дагера на плечах. — А для этого уже слишком взрослая.
— Никому больше не позволяй садиться тебе на шею, Гарри, дружище, — посмеивался полубрат. — Эй, Пэм. Прямо как в цирке, да?
— По-твоему, я похож на скаковую лошадь? — уточнил Дагер.
— Не на лошадь, — сказала я, воображая самое больше животное в мире, — а на… на кита.
— Ты когда-нибудь видела сухопутных китов? — пробормотал Свен.
— Кит больше твоего папы? — Дагер не увидел, как я кивнула. Почувствовал. — Тогда нам нечего бояться, верно?
Мама рассмеялась и поцеловала Гарри, оставив на его щеке алый след помады. Она пригласила друзей в дом, и я услышала, как Свен шепнул покрасневшему другу: «даже думать об этом не смей, ублюдок». Тот в ответ толкнул его локтем под рёбра. А мама украдкой улыбнулась: она всё слышала. От этой улыбки мне стало не по себе.
— А где Ранди? — спросил Свен. — Он больше не досаждает тебе, Пэм?
— Он там. — Я посмотрела влево и вверх. На крыше, за стёклами оранжереи темнела мальчишеская фигура. — Он не спустится, пока здесь Дагер.
— Что так?
— Наверное, он боится китов, — предположил Свен.
— Нет, — тихо ответила я. — Ранди ничего не боится.
По крайней мере, мне так всегда казалось. Даже сейчас складывается впечатление, что у этого неприкасаемого напрочь отсутствует базовое свойство организма — инстинкт самосохранения.
Все мы чего-то боялись, аккуратно, без лишних демонстраций. Мама боялась папы и старости. Папа боялся мамы и Свена. Свен боялся, что однажды Дагер станет выше него по званию или получит «героя» раньше него.
А я… Честно говоря, до войны у меня практически не было страхов, моя безопасность была незыблема. Статус, возраст, даже пол защищали меня, кажется, от всего на свете. Я всегда получала то, что хотела, и даже не могла представить, что может быть по-другому. Не только у меня, мне казалось, что так живут все. Что это нормально.
Я боялась только ящериц. Боже мой, этих безобидных ящериц. Похоже, один страх может вылечить другой… ведь вскоре настало время, когда я мечтала встретить хотя бы одну в нашем вымирающем от голода городе.
А тогда, в довоенном детстве, мне было достаточно только услышать шелест травы, разглядеть юркое чешуйчатое тело, чтобы начать заикаться.