— Сначала я переломлю ему хребет, потом возьму пистолет и застрелю солдата снаружи. Заберу у него автомат. Будет немного шумно…
За каких-то два года у Ранди тотально перестроилось самосознание. Из замкнутого, отверженного подростка он превратился в расчётливого, безжалостного убийцу. И, к ужасу этого мира, Ранди ещё не достиг предела своего развития.
— Она помрёт от обезвоживания, если ей не сменить капельницу, — бессмысленно, но упрямо увещевал его комендант. — Поэтому, сделай себе одолжение: уберись с дороги!
— Наверное… ему лучше написать, — донёсся из коридора несмелый голос медсестры. — Он же умеет читать, да?
— Советы мне даёшь? Может, мне ещё в ножки ему поклониться?! Пошла отсюда, тупая сука! Пристрелю!
Обстановка накалилась. Ранди едва разбирал слова, которые стекали с моих губ вместе со слабым дыханием. Я почувствовала, как он наклонился над кроватью, сближая наши лица.
— Ляг. Возьми меня за руку. Не бойся.
Так будет не всегда: Ранди подчинился безоговорочно, хотя у него на ближайшие час-два были совсем другие планы. Он лёг рядом, переплетая наши пальцы, а мне казалось таким странным, что эта тёплая, осторожная рука может мечтать о жестоком убийстве.
* * *
Атомный взял на себя всю заботу о своём растерявшем последние остатки полезности контроллере. Всамделишный пёс… Я считала прозвище тайнотворцев унизительным, но в такие вот моменты это сравнение казалось весьма удачным. Образным. Слепая верность несвойственна людям, особенно тем, что не связаны узами крови.
Собачья преданность. Собачье чутьё. Заживает, как на собаке.
Ранди тихо окликнул меня, обеспокоенный моим пристальным, бестолковым взглядом. Он сидел совсем близко, на краю кровати, держа в руках плошку с жидкой кашей.
— Думаю, я люблю собак больше, чем людей. — Меня было едва слышно. — Некоторых.
— Некоторых собак больше, чем некоторых людей?
Оставив вопрос без ответа, я посмотрела на чашку в его руках.
— Ты как-то… изменился.
— Это хорошо?
— «Ранди спасающий»…
— Это ненадолго.
— Дурак. Это хорошо. — Я пыталась улыбнуться. — Когда победим…
— Тебе нужно поесть, — перебил он меня. — На этот раз ты должна съесть хоть что-то.
Неужели всё настолько плохо? Ему кажется, что ослабить меня могут даже разговоры? В прошлый раз, когда я была при смерти, всё было иначе: он требовал слов.
Либо Ранди стал менее эгоистичным. Либо я никогда прежде не выглядела настолько паршиво.
— Ты узнал бы меня в толпе?
Мой неуместный вопрос немало его обескуражил.
— Да. — Разумеется! Само собой! Это всё равно что не узнать своего близнеца!
— Даже такую как сейчас?