От этой «железной» зэковской логики меня прямо передернуло.
— А, может, это как раз и есть та самая трусость… умереть, все равно что сбежать!
— Зачем собой землю поганить, если ты — уррод!
— Ты же самый настоящий урод, так почему сам-то не «вскрываешься»?
— Да, ты меня с кем сравнила сейчас, сучонка мелкая…
От его увесистой оплеухи я полетела на землю. Лицо невыносимо горело, во рту появился противный привкус крови, кажется, у меня губы были разбиты. Я сплюнула на траву, так и есть…
— Вставай, чего «растелешилась» тут, некогда мне с тобой возиться!
Я уселась на земле, прижимая ладонь к щеке, мне очень захотелось поговорить на чистоту.
— Вот скажите, вы хотите обратно в камеру, вам на воле плохо живется, вас же туда вернут, это к гадалке не ходи!
— До нового срока я уже не доживу, окочурюсь через месяц, так мне коновал наш определил. Рак у меня, ляля, я внутри сейчас весь гнилой, как этот пень трухлявый… Вот такие дела! Оттого и отпустили «по бумаге» раньше положенного, чтобы закопали дома, чтобы статистику им не портил.
«Вот ведь бедняжечка! Расплачусь сейчас…»
— Так, тем более, вам сейчас надо грехи свои старые замаливать, пока время есть, а не с ружьем по лесам бегать, да на свиданки ходить со всякими горгульями крашенными.
— Нравишься ты мне, девка, отчаянная и глупая…
— А я в папочку, видать… У него же все руки в шрамах были, когда он вернулся, сам себя резал для «понта». Вы же сами знаете, «перо» вынул — пусти в ход, а то свои же предъявят…
Захар смотрел на меня теперь с каким-то нескрываемым любопытством, словно на редкое животное, попавшее ему в силки. То ли шею свернуть, то ли отпустить…
И сам пока не определился. Только проговорил с эдакой ленцой:
— Трахнуть тебя сейчас, что ли?
— Может, как-нибудь опосля…
— Можно и опосля… вот дела все закончу.
Я тут же подорвалась с места:
— Рая не трогайте! Если вам не нравится, что мы тут поселились, так мы с ним скоро уедем в другое место! Лес опять ваш будет, живите, как хотите. «Закон — тайга, хозяин — медведь!» До поры до времени… Знаете, как в одной хорошей песне поется:
— У века каждого на зверя страшного найдется свой однажды волкодав…
— Язык тебе отрезать надо… ох, и болтливый же у тебя язык… Совсем страх потеряла, точно, чокнутая… Тебе самой, часом, никаких «звериных лекарств» не впрыснули?
От такого предположения я просто офигела! Это каким же зверьком я могла бы стать, пожалуй, если только лисичкой-сестричкой, правда, серенькой — волосы-то у меня явно не рыжие. А зайцем я как-то быть не хочу… репутация у него… не очень боевая.