Когда отступила горячка слияния, меня постигло дикое разочарование. Все было хорошо, но я так и осталась балансировать на грани. Так и не могла перейти ее. Ощущения были настолько непривычные, что сбивали с настроя. Мне все казалось, что это неправильно — наслаждаться сексом с двумя мужчинами. Это против морали и устоев.
— Магдалена-а-а-а, — разрядился мне в рот Эмилио, вовремя подав широкий платок, куда я смогла сплюнуть его сперму. Настоящий джентльмен.
Филлипэ про средства контрацепции, похоже, никто не сообщал. Поэтому он не лишал себя удовольствия и выплеснул горячую сперму мне внутрь.
— Какая ты тесная, — прошептал он, пульсируя внутри. — И сладкая.
Незащищенный секс всегда приятен. К тому же (я про себя усмехнулась), перед отпуском я не пожлобилась и вшила себе под кожу горошину на два года, в течение которых детей у меня не будет.
Хоть это, блин, радует!
Благодарно поцеловав меня каждый куда достал — Эмилио в губы, с шальным выражением глаз слизывая у меня с губ и уголка рта привкус спермы, а Филлипэ — вообще… гораздо ниже… мужчины улеглись на кровати, расположив между собой.
— Тебе нужно отдохнуть, — властно велел Эмилио, переворачивая меня на спину и раздвигая мне ноги.
— Что ты ищешь? — испугалась я, пытаясь сдвинуть колени.
— Филлипэ, дай бальзам, — не ответил мне аметистовый, внимательно рассматривая… ну, там… — Ты ее слегка натер.
Синеглазый согласно кивнул, соскользнул с кровати и скоро вернулся с небольшой склянкой, полной зеленой пахнущей перечной мятой мазью.
Мужчины, не обращая внимание на мое смущение, смазали все, что посчитали нужным, покрутив меня как куклу. После чего выяснили, что других повреждений нет.
— Спи, — приказал Филлипэ, ложась рядом и натягивая на меня простыню. — Тебе следует набраться сил.
— Стоп, — нахмурилась я, протягивая на свет луны свою руку и рассматривая ладонь.
Моя печать действительно поменялась. Она стала меньше, размером с пятикопеечную монету и, видоизменившись, разделилась на две части. В серебряном круге вилась надпись, по форме напоминающая инь и янь. Разница в том, что половина текста была темно-темно-синяя, а вторая — лилово-аметистовая.
— Покажите, — потребовала я предъявить ладони моих женовладельцев. — Так нечестно!
Все, как обещано. Их печати пропали. Чистые ладони, и без особых хлопот. Несправедливо!
— Это жизнь, девочка, — попытался успокоить меня Эмилио, притягивая к себе. — Так устроен наш мир, в котором тебе предстоит прожить свою жизнь.
Очень, нужно сказать, сомнительное утешение.
— Мне жарко, — сообщила я через пару минут, зажатая горячими телами с двух сторон.