– Ну? Прибрал?
– А как же.
– Серёжа? – Он повернулся, и глаза его заметались: моё лицо, пистолет в руке, труп матери, дверной проём…
– Где ты был? И почему ты с оружием?
Он привстал, меняя неудобную позу, и Сергей выбрал свободный ход курка.
– Парень, ты же не станешь стрелять в живого человека?
Идиот. Сергею ещё и десяти лет не было, когда папа пояснил, почему его наука ничуть не противоречит маминым наставлениям. Да, людей убивать нельзя. Но иногда люди теряют право так называться. Становятся человечками. Человечишками. Их убивать можно. Даже нужно, потому что человечишки не дают людям жить достойно. И просто жить иногда – тоже.
Всё-таки крыса, решил Сергей, когда Володя прыгнул не на него, а к выходу. Пуля ударила его в висок, богатую отделку в углу густо заляпало красным и серым. Тело рухнуло, по инерции пролетев ещё пару метров. У трупа отчего-то несколько раз дёрнулась правая нога.
Стражи закона появились всего через полчаса после твоего сообщения. Никто из соседей их вызовом не озаботился. Ну что ж, полиции досталось несколько меньше вещественных доказательств, чем могло бы.
Работали стражи порядка быстро, но тщательно, с соблюдением многовековых традиций знаменитой французской бюрократии. К утру тело матери увезла карета «скорой помощи», то, что осталось от убийц, уволок мрачного вида фургон без опознавательных знаков, а Сергея и тщательно собранные по квартире «вещественные доказательства», включая все мало-мальски ценные безделушки, перевезли в здание комиссариата полиции.
– Вам, молодой человек, придётся какое-то время пользоваться нашим гостеприимством, – в улыбке госпожи комиссара тепла и искренности не было и в помине. Получать местное гражданство, как планировала мать, и становиться членом истинно свободного общества Сергею с каждым часом хотелось всё меньше.
Тринадцать дней «в гостях» у французской полиции. В относительно комфортабельной, но всё-таки камере. Пусть не запертой, но под постоянным контролем. Ежедневные допросы под предлогом «может быть, нам удастся вспомнить что-нибудь ещё».
Гул голосов, круглосуточная толкотня в коридорах, почти всегда чьи-то громкие вопли. Задержанные проститутки и сутенёры, карманники и домушники, грязные нечесаные клошары. Самый разнообразный контингент в комиссариате – бестолковое стадо пострадавших. К тому, что большинство этих людей имеют чёрную или смуглую кожу, ты уже привык. Европейские черты среди местных жителей очень, очень большая редкость. За эти дни ты изрядно пополнил запас ненормативной лексики.
Регулярная, но скудная кормёжка. Старые журналы. В основном комиксы, развлечение для умственно отсталых всех возрастов. Наконец заседание суда. Ты волновался, и слова судьи, обильно потевшего тучного негра, доходили до тебя с трудом и не все.