Деятельность комитета не могла улучшить положение эмигрантов. Эти комитеты существовали только для того, чтобы создать «декорум общественной благотворительности и правовой защиты, а также для того, чтобы дать возможность безбедно существовать немногочисленным лицам, близко к ним стоящим и руководящим их деятельностью»[546].
Со стороны эстонских властей принимались все меры к тому, чтобы поскорее обезличить русских эмигрантов. Так, например, русские адвокаты были лишены права практики в Эстонии, русские врачи принуждались вновь сдавать государственные экзамены при местных эстонских университетах для получения права на врачебную практику, в Ревеле было запрещено включать в программы концертов и кабаре более 50 % номеров, исполняемых русскими артистами-эмигрантами[547].
Вскоре эстонские власти приступили к систематической выкачке денег от русской белой эмиграции, причем эта работа велась и в принудительном, и в добровольном порядке.
Первый способ заключался в том, что русские эмигранты обязаны были покупать себе паспорта на жительство на 6-месячный срок за уплату каждый раз 520 эстонских марок, в то время как эстонцы получали постоянные паспорта, и притом бесплатно. Неуплата в срок этой суммы влекла за собой или штраф до 3000 марок с принудительным его взысканием, или высылку из Эстонии. Впоследствии эстонское министерство внутренних дел обязало платить не только главу семейства, но и всех членов семьи.
Второй способ выкачки денег, прикрытый добровольным волеизъявлением самих русских эмигрантов, состоял в том, что, учитывая желание многих беженцев перейти в эстонское подданство, эстонское правительство объявило, что в таких случаях каждое ходатайствующее лицо обязано одновременно с подачей заявления вносить 2000 эстонских марок, которые не подлежали возврату даже в случае отклонения ходатайства.
По этому поводу одно из лиц, осведомленных в то время с бытом русской эмиграции в Эстонии, писало:
«В эту явно нагло расставленную мышеловку налезло множество русских мышей. В подданство эстонской республики попало, правда, всего десятка два, но по 2000 марок внесли все…
Был даже случай, когда с эмигранта, уловчившегося подать прошение, внеся «в рассрочку» всего 1000 марок, требовали через полицию вторую тысячу, хотя в ходатайстве ему уже было отказано»[548].
Таков был естественный и исторически неизбежный конец всей российской отечественной контрреволюции, и в том числе северо-западной.