И опять никакого страха по этому поводу, скорее растерянное, совсем беззащитное удивление.
Только не черти это были.
Робы чёрные с бирками на левой стороне груди, и такие же чёрные фески с козырьками в незваных гостях арестантов выдавали. Внимательней присмотреться — узнавались в них и вполне конкретные люди. Точнее — бывшие люди, арестанты, некогда в зоне, возглавляемой полковником Холиным, сидевшие, но свободы так и не увидевшие, так как определено им было в зоне этой умереть.
Выходит — мертвецы пришли в этот вечер к полковнику Холину!
Очень похожи были они на своих, некогда живых, прообразов-предшественников, разве что контуры у них были нечёткие, а глаз вовсе не было. Брови были, кажется, даже ресницы присутствовали, а глаз, как таковых — не было: вместо зрачков и глазных яблок стояло в глазницах что-то жидкое, блеклое и едва мерцающее…
— Вот бы молитву какую вспомнить, — булькнул в сознании спасательный круг.
Увы, не выучил за свою жизнь полковник ни одной молитвы… В училище, которое он когда-то заканчивал, злобный атеизм царствовал. На курсах, семинарах и прочих мероприятиях по повышению квалификации работников тюремного ведомства этого не требовали. А самому ему Вера со всякими молитвами и прочим содержимым была вроде как без надобности. Потому как Вера — это неконкретно и непонятно. Другое дело — служба и карьера. Тут всё ясно и чётко. Чтобы, прежде всего, все звёздочки и должности в срок.
— Хотя бы перекреститься, — второй спасательный круг шлёпнулся совсем рядом. Только и до него не сладилось дотянуться. Рука правая не то, чтобы к груди подтянуться, даже от валика дивана не оторвалась, лишь пальцами по гобеленовой обивке чуть поелозила.
А внутренний бесстрастный, но скорее всё-таки чуть язвительный, голос напомнил:
«На тебе и креста-то нет… И никогда ты его и не носил».
Тот же голос, ещё, кажется, прибавивший ехидного яда, посоветовал:
«Не суетись!»
И упредил: «Главное ещё будет!»
По инерции, которая в этот момент казалась спасительной, хотел полковник удивиться, как же ловко незваные его гости с замками справились. Потом, вспомнив с кем всю жизнь дело по службе имел, это удивление скомкал и прочь отбросил. О самом важном и не вспомнил. О том, что нынешние его посетители, вчерашние и позавчерашние подопечные, находятся там, где не то, что двери и замки, но и время с пространством препятствиями уже не являются.
Возможно, опять по той же самой инерции, пошарил полковник глазами по сторонам. Зацепился за карабин, на стене висевший, за нож, что рядом с ним место делил (славный нож из рессорной стали, был в своё время арестант на ширпотребке, ловко их ладил), задержался на шкафчике, где валидол и прочие лекарства хранились, к бару вернулся, откуда ещё совсем недавно извлекалась заветная бутылка. Как-то само собой, без всякого внутреннего голоса, стало понятно, что искать сейчас помощников, союзников и защитников — дело бессмысленное.