Чтобы лишний плюсик у начальника словить, замполит тогда подытожил:
— Вий — это ничего плохого, это напоминание про силу и здоровье…
И будто в подтверждение своей правоты лысеющей головой кивнул дважды.
Совсем как в анекдоте про Чапаева. «Ну и дуб же ты, Василий Иванович!
— Да, Петька, сильный я человек…».
Проглотил тогда полковник Холин кондовую лесть замполита. А сейчас всё это вспомнилось. Уже с другой совсем стороны. Как в том, снятом ещё в советское время, фильме нечистая сила разом на незадачливого бурсака накинулась.
— Неужели вот так они и со мной, — ворочался внутри неудобный вопрос, вместо ответа на который было только ожидание, от которого ещё больше не по себе становилось.
Что-то похожее на грусть испытал сейчас полковник. За то, что не выучил за свою жизнь, целиком посвящённую тюремному ведомству, ни одной молитвы, что не оказалось на нём хотя бы сейчас православного креста, что опять же именно сейчас не нашлось сил, чтобы оторвать от диванного валика для крестного знамения, будто прилипшую к этому валику руку. Колом в памяти встало и то, что никогда никому он милостыню не подавал, кто бы ему руки за ней ни протягивал.
Из шеренги гостей непрошенных, что своими размазанными силуэтами всю стену напротив заняли, очередной персонаж выделился. И ему представляться не надо было. Сразу узнал полковник Холин грузина Ираклия: детина в два метра ростом с неповторимой походкой, когда каждую ногу при шаге из стороны в сторону мотает, будто дёргает кто эту ногу — память, как жестко его мусора перед второй ходкой принимали.
И этот арестант свой земной путь в лагере закончил. Официальная трактовка — отказала печень. Гуляла по зоне и другая версия — передоз. Истинная же причина смерти того грузина была известна только хозяину зоны (им тогда уже полковник Холин был). Обе версии эта причина умудрялась объединять, но по смыслу своему обе их, вместе взятых, в разы превосходила.
Верно, отказала у Ираклия печень, действительно, в результате передоза. Вот только лекарство (так ласково в зоне наркотики называют) он по отмашке того же полковника Холина из рук лагерного кума получил. А тут специальное пояснение необходимо.
Ираклий из авторитетов был, воровских традиций свято придерживался. В блатном мире котировался. По слухам, прямым кандидатом на коронование считался. В лагере его слово законом было. По большому счёту, администрация зоны его побаивалась: не дай Бог, он лагерь на бунт поднимет. Бунт — это всегда ЧП. Чтобы его подавить надо маски-шоу вызывать. А маски-шоу в лагере — это что слон в посудной лавке. После них не просто разгромленные бараки, да разбитые морды, после них — увечные, а то и трупы, остаются. Всё это как-то оформлять надо, списывать. Неминуемо информация на волю выскочит, значит, пресса засуетится, правозащитники хай поднимут. Для администрации это такой минус, что кто-то и с погонами расстаться может, а для кого-то всё это судом и конкретным сроком обернуться может. Незавидная перспектива!