Совсем независимо от этого встрепенулось внутри полковника воспоминание, как поначалу гордился он своим «ноу-хау» — «доза в обмен на порядок», которым он так ловко лихого авторитета сначала нейтрализовал, а потом работать на себя заставил. Правда, совсем недолго эта радость длилась. И перестала длиться даже до того, как расстался Ираклий с жизнью.
На очередном совещании по специальным проблемам своего ведомства в ходе неформального общения с коллегами (в курилке, за бутылочкой после докладов-заседаний и т. д.) узнал полковник Холин, что никакого велосипеда он, приручив авторитета отравой, не изобрёл. Оказывается, в некоторых других зонах такая практика уже давно существует. Более того, проворачиваются такие штучки куда изящней, чем делается это в лагере, руководимом полковником Холиным.
Заметно поскучневшим вернулся он с того совещания. И сейчас эту досаду, будто во второй раз, правда, уже на скорости, будто мимоходом, пережил.
Тем временем, поколебались в пространстве, рассосались в никуда контуры, принадлежавшие грузину Ираклию. Вместо них на том же месте новый арестант обрисовался. Или то, что когда-то арестантом было, кого лагерь как Лёшу Холодка знал. Последнего полковник Холин с трудом припоминал, ибо только один раз с ним встречался. Пришёл к нему Холодок сам с неслыханно дерзкой по всем нормам (и по зековским, и по мусорским) просьбой:
— Я… Это… Ну… Отпустите меня в отпуск… Мать померла… Похороню и — вернусь…
По закону имел арестант, даже на строгом режиме, право на отпуск. Появилось такое послабление в последнее время, в свете либерализации и демократизации, так сказать, общества. Только было это тем самым случаем, когда закон не работал. Ну, какой здравый начальник зоны отпустит своего арестанта в отпуск? Ведь «в отпуск» — это значит на время на волю! Как эта воля на арестанта повлияет — непредсказуемо. Вдруг загуляет, раздумает в лагерь возвращаться. Или того хуже — новое преступление совершит. Да и просто вредна для зека эта самая воля. Так что, почти не практиковалось такого. Даже большие деньги редко соблазняли здесь самого жадного «хозяина». А тут вдруг — «отпустите», «вернусь»… И от кого? От арестанта, у которого срок по «народной»? Тогда просто опешил полковник Холин от такого гремучего коктейля дерзости и наивности. Конечно, отказал. Не счёл даже какие-то аргументы вразумительные приводить. Зачем аргументы? Ведь сказано в законе и всех к нему инструкциях и пояснениях: «на усмотрение администрации…». Вот администрация и усмотрела. Зачем арестанта волей развращать?